Анна Хитрик: «Не будем лукавить, я не рок-княжна»

«Самое главное — это рассказывать людям истории», — пела Анна Хитрик на презентации альбома «Том первый» группы S°unduk. Журналисту Ultra-Music в качестве «Домашнего задания» Аня рассказала целую серию историй из своей жизни.

Разговор с Хитрик оказался таким же необычным, как и сама героиня. Наше интервью оказалось самым что ни на есть домашним — по атмосфере. Встретились мы в «жутком сером здании», как окрестила сие архитектурное строение Аня, где проходила репетиция её мужа Сергея Рудени. Расположившись в старых концертных креслах, обещающих при неаккуратном использовании развалиться («кресло-качалка», — смеялась Аня), слушая стук дождя по стеклу и раскидав повсюду зонты и тёплые кофты, мы разговаривали. Говорили тихо, почти шёпотом: рядом в коляске мирно посапывал восьмимесячный Степан.

«Не могу иногда понять: как этот гад меня приручил?»

— Сложно совмещать музыку, театр и роль молодой мамы?

Иногда сложно, а иногда нет. Это только кажется людям: «У неё каждый день спектакли! Каждый день концерты!» А целыми днями сидишь в пижаме дома с малым и больше ничего не делаешь. Просто сложно потому, что ты к этому не можешь быть готовой. «А! — начинаешь трястись. — А как делать творожок? А как делать кашу?». Кто-то это умеет: кто-то хозяюшка, а кто-то, как я, вообще не запаривается едой для себя, и в итоге приходит к тому, что ничего не знает для ребенка.

— А как же репетиции с группой?

Успеваю. Совмещаем два графика: у Серёжи моего тоже работа, у меня — группа… У нас бабушек нет, точнее, есть, но они в других городах.  Такого нет: «Ой, бабушка, посиди часик!». Здесь: «Серёжа! Завтра с 3 до 5 я репетирую, потом ты с 7 до 9 репетируешь, а потом вечером к нам приходят ребята…» Или он: «К нам приходит тот-то, приготовь что-нибудь покушать!». Я говорю: «А ты сам приготовь что-нибудь покушать!» (смеётся)

Но меня это даже забавляет. Если ты изначально воспринимаешь это как проблему, то это будет проблемой. А я для себя научилась воспринимать это как игру. Не всегда получается, но в основном все позитивненько.

— А время для себя находите? Книгу почитать, кино посмотреть…

Нет. Кино посмотреть хватает… Потупить, скажем так. Иногда ты засыпаешь, иногда ты понимаешь, что ты посмотрел, но ничего не понял. Но это совсем вечер поздний, и силы тебя уже покидают… Ни перед кем не нужно себя контролировать, и ты уже сидишь и думаешь: «Как бы это доползти до берлоги и заснуть». Тяжеловато.

А книжку, к сожалению, не получается пока. Только урывками.

— Сказки читаете Стёпе?

Пыталась как-то… Как будто сама с собой разговариваю. Ну, мы всякие смешные стишочки ему придумываем на ходу. Ему восемь месяцев ещё.

— Ребёнок — и сразу на сцену.  Вы же даже не прерывали график…

Прерывали. 24 декабря был последний концерт, я была уже на 9 месяце, но Стёпы ещё не было на руках…

Потом было тяжёло, потому что ему было пару недель, максимум месяц, а мы начали записывать диск. Но я делала всё это не ради группы и против ребёнка! Я смотрела по обстоятельствам: выбирала часы его сна, мы ехали на студию, Серёжа ровно 2 часа гулял с ним у студии с колясочкой в парке Челюскинцев, а я записывалась. Когда 2 часа подходили к финалу, я начинала уже нервно записываться, это было слышно по голосу. Звукач говорил: «Ну, наверное, не имеет никакого смысла продолжать запись». Я уже просто чувствовала. Мне звонил Серёжа и говорил: «Он орёт».  Я кричала: «Бягууу!» — и неслась (смеётся).

— А не хотелось взять месяца три хотя бы отдыха… Без записей, без репетиций…

Я бы так сделала, если бы я видела: это ему вредит. Если бы он спал по полчаса, то, конечно, я бы никаких записей не делала. Но он же всё равно спит на свежем воздухе, какая разница, кто стоит рядом: мама или папа? Тем более, папа же не чужой человек.

Аня — находка для журналиста. О себе она рассказывает весело и охотно, отвечает на любые вопросы, волнами излучая позитивную энергию.

— А не страшно от того, что семья — это уже определённый серьёзный жизненный этап?

Я в шоке! (делая страшные глаза) Серьёзно! Бывает — раз! — и смотришь на себя со стороны, видишь, и понимаешь: «О Боже! Ой-ей-ей-ей!». Как бабушка Серёжина: «Вой-вой-вой-вой!» Смотришь на себя и думаешь: «Анечка, надо срочно с собой что-то сделать!» Или смотрю на Серёжу и не могу иногда понять: как этот гад (сказано с типично белорусским гэ) меня приручил? Серьёзно, не могу понять. Иногда подхожу и говорю: «Серёжа, — он, наверное, думает, что я совсем сумасшедший человек — ты представляешь, я твоя жена!» — «Да ты что?» Или смотрю на Стёпу и говорю: «Смотри, это наш сын!» Не в смысле: «Смотри, это наш сынуля!» А с удивлением.

У меня были моменты, когда я забывала, что Стёпа есть. И не потому, что я плохая мама. Вот он рядом лежит, я просыпаюсь и думаю: «Нет, вот что-то… Наверное, это сон какой-то странный!» Смотрю: он! Привет! (смеёмся)

«Не хочу напускать на себя дымок, шарм: они все равно ума не придадут…»

— В одном из Ваших интервью…

Всё ложь! (смеётся)

— …Вы говорили, что воспринимаете себя «дзеўкай в кедах». Не бывает настроения, когда хочется сменить кеды на высокие каблуки?

Нет, в них совсем неудобно. Я восхищена девушками, которые умеют ходить на каблуках, но таких из 100% десять. А которые ходят — много. Я смотрю иногда на девушек на каблуках, которые приволакивают ноги, сгибают коленки и не могут их выпрямить, и думаю, что, если на меня надеть каблуки, я же буду ходить именно так! Лучше буду тихонечко себе, неприкметненько в кедиках.

— А не было страха, что такую «дзеўку в кедах» не примут всерьёз?

Не-не-не. Да и так с детства сложилось. Я же не была другой, а потом выбрала имидж…

С возрастом, мне кажется, это даже как комплимент воспринимаешь. Дело не в том, что тебя не воспринимают серьёзно. Тебя не будут воспринимать серьёзно до 5 минут разговора с тобой. Например, если мы будем разговаривать на серьёзную тему, ты поймёшь: «Хитрик — дура али нет». Составишь мнение обо мне и сама уже решишь, воспринимать меня серьёзно или нет. Вряд ли ты меня встретишь по одёжке. Если я мимо буду проходить, то, возможно, ты и скажешь: «Ай, эта — так…»

Недавно мне сделали большой комплимент. Я посетила первый раз в жизни косметолога, честно. Я бы никогда не пошла, мне на себя денег жалко. А мне муж подарил сертификат — ещё в июне — и потом в конце сентября я понимаю: «А! Написано, срок дейтсвия исходит! А деньги заплачены, надо идти!» Я прихожу: «У меня сертификат! Что я могу себе позволить?» Мне говорят: «Вот такое есть, такое и такое…» — «А я мама кормящая». А мне отвечают: «А вам ничего нельзя. Только косметолог!» Думаю: «Тридцать один год, пора сходить к косметологу!» Пришла, она мне стала ужасы всякие говорить о том, как всё пересушено, как запущено всё… Что мне надо за 80 тысяч миллимонов долларов купить средства… «Максимум ,что я могу себе позволить — это крем. Посоветуйте!» — «Вот, — говорит, — крем — 50 долларов!» — «Акститесь! Вы что, с ума сошли? Детский крем — три тысячи!» И она говорит: «Девушка, надо за собой следить!» — «Согласна» — «Вам сколько лет?» Отвечаю: «Тридцать один» Она отошла в сторонку и сказала: «Да? Ну ладно, беру свои слова обратно. Я думала, вам двадцать два» И я подумала: «Вот они, кеды! Вот он, детский крем! Вот она, короткая стрижка!»

Я вообще не боюсь. Я люблю клоунаду — в хорошем смысле. Люблю, когда людям весело. Не хочу напускать на себя дымок, шарм: они все равно ума не придадут. Ни каблуки, ни платьица — ничего.

— Кстати, по поводу клоунады… Почему вас называют «Кловун»?

Когда я была маленькая, я любила всех смешить разными способами. Тогда мне казалось, что это очень весело. Мама всегда хотела отрастить мне волосики длинные, а я пришла как-то, и у меня все волосы были слеплены старой жвачкой. А её не вычешешь — надо обрезать. Мама сказала: «Зачем ты это с собой сделала?» Я ответила, что кто-то в классе плакал, и я хотела его посмешить. Она говорит: «Что, посмеялся?» — «Да!» — отвечаю. — «Тогда нормально!» (смеётся) Потом пришла точно так же с пластилином в волосах.

А потом, когда я училась в Академии и первый раз покрасилась в красный цвет, постриглась коротко маникюрными ножничками какой-то своей подруги, наш преподаватель сказал: «О, Кловун пришёл!» И с тех пор называл меня Кловуном. Не Хитрик, не Аня… И мне это очень полюбилось, очень нежно он это говорил, с отеческой любовью — мне так казалось. Это была моя вторая кличка в жизни, потому что Хитрик как кличка звучит.

«У нас дома никогда не будет культа еды…»

Во мне есть режиссёр. Режиссёр-командир. Это проявляется в группе. Все вроде взрослые люди, но при этом страшные лентяи. Песенку сочинить — сочинили, а когда это касается каких-то вещей, о которых нужно просто узнать, например, задать кому-то один вопрос или сходить распечатать афиши, это такая проблема! Такая трагедия! Все сразу заняты! И тогда мне проще сделать всё самой. Тогда я становлюсь не Аней Хитрик, а Хитрик-командиром, хожу с ежедневником, всё записываю.

Домохозяйка просыпалась на последнем месяце беременности. Мне совсем уже нечего было делать: концерт прошёл, в театр я уже давно не ходила, была зима, а я зиму не люблю: я вижу её красоту, но она её редко показывает: обычно это грязь… А ещё у нас съёмная квартира, там вокруг стройки, ты сидишь смотришь на «пясочак выкапаны», на эти «великолепные» блоки… И в последние месяцы я стала пюре готовить, пирожки — самой противно было. Я всё это уважаю в других… Но у нас дома никогда не будет культа еды. Я вообще к еде очень просто отношусь: нет еды — ну и нет еды, есть сухари? Отлично!

Нет такого, чтобы выготовить.  Я обожаю белые грибы, законсервированные в баночках, но я их никогда не делаю. «Ты что? С ума сошел? Я буду у плиты полдня стоять, а потом банка взорвется, и я повешусь? Неа».

Три самых счастливых события в жизни

Когда-то в одной из книг я читала о человеке, рядом с которым всегда хорошо, от которого возникает очень чёткое ощущение: не обманет, не предаст. Потому что не умеет. Я только сейчас по-настоящему поняла эти слова.  Хитрик Аня именно такая.

Рождение Стёпы. Не то, чтобы «У меня сын родился!»… Я просто помню момент, когда я спросила: «Что? Всё?» Я так кричала… кричала, что не могу, целый спектакль разыгрывала перед врачами… В общем, у меня были интересные роды. Серёжа был рядом. И я помню момент, когда мне Стёпу показали, и я закричала: «Ой, какой червячок!» Назвала червячком. Такой шок. А потом меня выставили на каталке в коридор. Стёпа родился… Я понимала, что я счастлива: и плакать хочется, и смеяться хочется, и страшно хочется есть… Рядом стоит Серёжа, я под капельницей. Глюкоза, или что-то такое. И мимо идёт женщина, разносит завтраки. А я почему-то думала, что мне нельзя кушать. И она идёт, а я говорю: «А мне можно хотя бы водички?» А она спрашивает: «Родила?» — «Да». — «Так тебе же кушать можно!» И она мне дала кашу, я сразу вспомнила детский сад, эти ужасные каши в ужасных тарелках… Но ничего вкуснее я не ела! Я съела всё: кашу, кусок масла на хлебе, чай мерзопакостный, который я ненавидела в школе, выпила, и мне казалось, что это так прекрасно. Всё вкупе, весь кусок, начиная от рождения Стёпы и до этого момента поедания, когда Серёжа рядом стоял…

Ещё помню один из самых счастливых моментов… Это глупо, но это момент, когда мне подарили кроссовки. У нас была очень небогатая семья, и я мечтала о кроссовках. Я мечтала о многом: о ранце с Микки Маусом, о пенале… Ничего этого не было, но самая глобальная мечта — кроссовки. Всегда было так: я приезжала в Вильнюс, и бабушка с дедушкой говорили: «У тебя День рождения летом — 25 июня, загадывай одно желание». Я загадала: «Хочу кроссовки…» И они тогда были очень дорогие. И тётя с дядей, и бабушка с дедушкой принесли коробку. И я понимаю, что там кроссовки! И я не могу в это поверить! У меня всегда был размер ноги маленький: 35-36. И я открываю коробку, а там  лежат белые кроссовки с серебряными шнурками 38-го размера! Из «секонда», немножко поношенные, но для меня это было совсем не важно. Одела, они с меня спадают. И я на шнурки сильно-сильно затянула, они страшно деформировались, но мне казалось: это так красиво! Для меня это было таким событием… Я, когда садилась, обязательно выставляла как-нибудь ногу, чтобы все видели мои кроссовки.

«Мне казалось, что я самая некрасивая девочка в мире…»

— Почему именно актриса? Как так получилось?

Очень просто. Я была троечницей, а в Академию были самые лёгкие экзамены. Я купила сборник — книжечку, куда поступать, где какие экзамены. Смотрю: химия, физика — не подходит, математика — не подходит, листаю-листаю: о! литература, язык, этюды. Что такое этюды, я вообще не знала: покривлялся вышел… На самом деле, я не так легко поступила. У меня были за что-то высокие баллы, за что-то — очень низкие… Я пришла, говорю: «Хочу быть актрисой!» Хотя я не хотела.

— А не было стремления: «Хочу быть актрисой!», как у многих девочек в детстве…

Нет. Хочу быть певицей — было. До 13-ти лет. А с 13-ти мне казалось, что я самая некрасивая девочка в мире, и максимум, что я могу — готовить. Тогда я любила готовить, выпекать что-то… Я думала, что я буду или поваром, или парикмахером, потому что я очень любила стричь. Кстати, самый популярный вопрос мне: кем я хотела стать. Петь мечтала. Мне очень нравилось, как поёт моя сестра. И мне казалось, что я ей в подметки не гожусь. Сама петь я стала, когда в театре уже работала. И то, несерьёзный эксперимент, как мне казалось. Для своих. И концерты для своих.

Символика

— А почему Степан?

Это Серёжа свёл меня с ума. Я придумала сразу имя мальчику и девочке. Давно. Сто лет назад. Сказала, что это будут Маша и Ваня. Но родился мой самый первый племянник, и две недели он проходил без имени. Сначала было из серии «родим — посмотрим», «посмотрим на него — сразу поймём»… Посмотрели — не поняли. Тогда называли его Дельфином, Хирургом — кем только ни называли. Потом меня вызвали на консилиум. Семья закрыла дверь. Сказали: «Малая, садись!» А моя сестра с детства из меня верёвки вьёт, делает со мной, что хочет, потому что я её безумно люблю. Она меня тоже любит. «Малая, я хочу, чтобы ты мне что-то подарила» Я говорю: «Слушай, жаба! Я тебе и так всё отдаю!» Что хочет — то берёт. «Что ты хочешь?» — «Ну пообещай, что ты отдашь!» — «Я не буду обещать!» И никак не могла понять, что нужно. Говорит: «Посмотри на него. Ты же его любишь…» Ну, я Ваньку безумно люблю… На первом альбоме «Детидетей» даже его фотография была. Я вообще фанат Вани. «Подари имя» И я: «Нет! Я его придумала себе!» Они говорят: «Но ты же ещё не родила. Ещё родишь. А вдруг у тебя будет девочка?» Я: «Нет! Нет!» — «Посмотри на него!» И я смотрю. И как я могу отказать? «Ну, гады, берите!» И получился у нас Ваня.

Думала, рожу девочку, она будет Машей. Потом к нам пришла виолончелистка Юлька, а у неё дочка Машка. Нахолера нам две Машки? Машка уже есть. И когда мы стали ждать малыша и узнали, что это мальчик… Я узнала это не от врача, мне приснился мой сын. Приснился мальчик. Я спрашиваю: «Ты кто?» А ему лет 5-6. Серьёзный такой сидит. Не то, чтобы «как ангел красивый, ой-ой!». Нет, обыкновенный пацан какой-то. Спрашиваю: «Ты мой сын?» Он: «Да» И мы с ним стали разговаривать. Я всё узнавала, как он себя чувствует. Просто у меня были проблемки, я все боялась за его здоровье. Я проснулась, говорю: «Серёжка, у нас, наверное, сын будет» — «Ай, посмотрим». В общем, когда мы пошли к врачу, он нам сказал, что у нас пацан. Всё, беда! Как назвать? Перебрали все имена. То, что нравится мне, не нравится Сергею, которые ему  нравятся, не нравятся мне. И имена, которые вроде как нам нравятся, ассоциируются с людьми, и опять же начинаешь: «Ай, похож будет… Ай, зачем?»

Уже нормальный срок. Я помню, живот уже ходуном ходил. Я лежу, у меня дикий токсикоз: ничего есть не могу, а тем более не могу переносить запахов. А Серёжа фанат лука, чеснока… На кухне с закрытой дверью готовит… Я кричу: «Открой окно! Воняет!» Он забегает с ножом и с безумными глазами… «Что, Серёжа?» А он страшно боялся живота, даже не трогал никогда, всё ему казалось, что он что-то не так сделает. Смотрит на меня: «А, может, там Степан?» Я говорю: «Почему?» — «Я не знаю!» — «Может быть…» Я стала его колебать: «У тебя есть знакомый Степан? Почему Степан?» — об этом имени даже не говорили. — «Я не знаю!» — «Раз так, значит, так» Ну, и он действительно Стёпа. Каждое имя что-то значит, не обязательно по толкованию имён. Для тебя. Или оно мягкое, или властное. Александр — царь. А Стёпа… он  мягкий, но для меня представляется и сильным, добрым. Т.е. не  хуже, чем Ваня. И без выпендрёжа.

Я не боюсь сказать, что я счастлива.  Чего бояться? Я верю, что чем больше ты чего-то боишься, тем больше ты притягиваешь к себе это. Не фанатично верю, все равно очень многого боюсь. Но моё счастье можем испортить только я, или Серёжа… Или кто-то… не человек. Я не верю, что человек может нам навредить. А если захочет… то это очень несчастливый, несчастный человек. Нет, не боюсь! Всё будет хорошо!

«У нас нет фанатов»

На протяжении всего разговора я сожалела, что текст не сможет передать все интонации Ани, которые менялись даже не каждую секунду, а миллисекунду. И дурачились мы тоже как никогда много.

Я не буду лукавить, я бы хотела, чтобы наша группа была сильно популярной. Я счастлива, что у нас есть зрители. Счастлива, что зал собирается.

Но у нас нет фанатов. Если бы были визжащие фанаты, я бы подумала: зачем вообще всё это надо? Но наши поклонники все очень разные… Я считаю, что у нас очень умные зрители! Я очень за это благодарна. Я даже не понимаю, за что это счастье. Честно. Я иногда смотрю на наши стихи, думаю: «Какая чушь!», а иногда думаю: «Какой шедевр!»

Я на сцене так счастлива, что просто не передать словами. А после концерта как старая бабка… Полчаса ещё сумасшедшего адреналина, я говорю быстро-быстро, пытаюсь анализировать, хотя ещё ничего не поняла… «Ну ничего, да? Вроде ничего? Но почему они молчали? Им, наверное, не понравилось… Или они, наверное, думали… Да?» Серёжа едет и молчит просто… «А у Стёпы все хорошо? Он покушал? Покакал?» Так полчаса, и всё… спать. А на следующий день я разбитая вся.

— Группа «Детидетей» занимала верхние строчки хит-парадов Беларуси и номинировалась то на «Рок-корону», то на «Рок-княжну»… А сейчас с S°unduk’ом не настолько радужная ситуация. Какова, по вашему мнению, причина этого, ведь ключевые фигуры остались прежними?

Я расскажу. Насчет «Рок-княжны» — это все чушь, будем говорить честно. Когда я радостно спросила, а почему я, ожидая услышать: «Аня, ну кто же ещё?» Я это услышала, но немножко не так. «А кто ещё? Некому давать, всем уже дали» Поэтому не будем лукавить, я не рок-княжна.

Насчет популярности «Детидетей». «Детидетей» существовали с 2006 года до 2010. И только последние пару лет мы были популярны. S°unduk’у 2 октября исполнился год. Сейчас у нас концерт в зале, где 500 мест. И я могу сказать, что всё прекрасно. У нас открылся сайт, мы выступаем в Москве, едем в Витебск… Планируем поехать в Киев, в Питер. Я не обманываю. Если бы я чувствовала эту проблему, я бы и сказала: ну, да, ну, вот так. Но всё хорошо. Я даже этого немножко боюсь, но всё нормально.

Тут с первого этажа доносится: «Хитрик!» «Тсс, малой спит» — махает Аня мужу.

Первый концерт был самым сложным, принималось решение, быть ли S°unduk’у вообще. Ты поёшь, а люди сидят в напряжении: потому что это новые песни, и есть выбор: принять их или нет. А очень хотелось не принять, потому что не хотели мириться, что мы разошлись. Зрители любили песни, любили шутки. Они привыкли, что я всегда дурачусь на сцене с Мишей, Сеней, и они актёры — мне подыгрывают. А сейчас ребята, которые остались — музыканты. Они все во мне. Они любят, как я дурачусь, но никогда не подыграют мне. Что-то ушло, естественно. Что-то потерялось, что-то приобрелось. Но я не жалею. Честно.

Можно жалеть об утерянных отношениях, но я в S°unduk’е прекрасно себя чувствую, и я вижу, как люди реагируют. Себя не обманешь.

Мне кажется, все хорошо у S°unduk’а. Всё будет хорошо! Я в это верю… Это, может, глупо, может, нескромно…