Александр Куллинкович: «Я называл крыс фашистскими именами»

«Пятый этаж. Только не четвёртый, а пятый! А то мистика какая-то! Всем говорю, что живу на пятом этаже, запоминают, а едут всё равно на четвёртый!» — предупреждает нас по телефону Александр Куллинкович, к которому мы направляемся.

В жизни Александр Куллинкович, кажется, всегда улыбается. Он увлечённо рассказывает о страстно любимых им крысах и походах на рыбалку. Умиляется Ёжиком в тумане и ностальгически вспоминает авантюры детства.

Перво-наперво мы знакомимся с хорошим другом музыканта — крысой Марусей.

— Маруся — это мальчик. Я купил двух крыс. Одна — Люся, другая — Маруся, две сестрички. Но через некоторое время выяснилось, что они разнополые, — смеётся Александр. — А я не потяну много крыс. Поэтому остался только Маруся. Он у нас хаски, породистый, чуть седой.

«КуЛлинкович и куннилингус»

Для начала стараемся разобраться с фамилией-псевдонимом Александра.

— Вашу фамилию пишут то с одной «л», то с двумя. Второй вариант Вы называете творческим псевдонимом…

— Ой, это страшная история….

— Расскажите!

— У меня была компания, где были модны названия типа «Люди и фабрики», «Ворсинки и катышки»… называли так группы-однодневки. Это были перестроечные годы, как раз начинался бизнес — оттуда стали появляться неизвестные слова… И вообще, всякие непонятные иностранные слова. И один товарищ предложил мне назвать альбом «Кулинкович и куннилингус». А так как «куннилингус» пишется с двумя буквами, решили, что было бы красиво «КуЛлинкович и куннилингус». Посмеялись, даже песню написали. Естественно, альбом не стали так называть. Но «Куллинкович» прижилось. Я ещё занимался журналистикой, у меня вечно были псевдонимы всякие дурацкие: Егор Заваркин, например… И я решил, что надо мне хороший псевдоним придумать. Но ничего не пришло в голову, кроме как добавить в фамилию ещё одну букву «л».

— А были другие прозвища, клички? Например, в школе?

— В школе — стандартно, по фамилии. Я был Кулей. А в разные периоды были разные прозвища. Первый период — когда только начинался мой интерес к музыке, я тогда учился в хабзе. Я же хулиганом был! В школу не брали, и я пошёл в первую попавшуюся хабзу, а первой попавшейся оказалась та, где работала секретаршей моя сестра. И учился я на сантехника. Это были три года совершенной веселухи. В это время у меня была кличка «Старый». Первая моя группа существовала только на бумаге, то есть группы как таковой не было, но я придумал, что она будет называться «Swamp». И на каком-то уроке на мотив группы «Земляне» «Старый мост, покрытый снежной сединой» я пел «Старый Swamp…» (Александр даже напевает) И меня назвали Старый. И все три года хабзы я был Старым. Близкие друзья назвали меня ласково «старый пень собакам сцать» (смеётся).

А потом, когда я начал хипповать и появилась относительно гламурная тусовка, у меня была кличка Джим. Почему — не помню. Очень многие старые знакомые до сих пор меня знают под именем Джим.

— Ты спустись на всякий случай, чтобы у тебя шока не было! — в это время наш фотограф пытается сфотографировать висящего на прутьях клетки Марусю.

— Не будет! — смеётся Александр.

— Он не укусит?

— Маруся не кусается. Бывает только, даёшь ему кусок колбасы, а потом суёшь палец, а он ещё жирный… и он его кусает, думает, съедобный. Они же с близкого расстояния не видят. Или путает и хватает палец, а не колбасу.

«Мы ночевали в редакции газеты»

— Помню, как в 14 лет я поехал к любимой девушке в Туапсе без копейки (на лице Александра появляется ностальгическая улыбка). Ехал я дня четыре, а она не знала, что я приеду. Когда меня увидела, у неё был шок. Они были в командировке (она была старше меня) в «Орлёнке» — комсомольском лагере. И я туда утром приехал. Они жили на улице — бунгало сделали, как будто бочку из-под бензина срезали, и она стоит на сваях. И там верандочка. На этой верандочке она спала, а рядом — горочка. Я с этой горочки её звал: «Эээ!». Она смотрит, а я стою весь грязный, чумазый.

Таким же образом Александр ездил в Магадан, добирался с невероятными трудностями. Все авантюры молодого Куллинковича были связаны с поездками. Ребята могли завалиться в совершенно идиотское место. По словам Александра, сейчас на такое он никогда бы не решился…

— Мы как-то ночевали в редакции газеты «Ленинградская правда». Мы остались там с моей девушкой, с которой вместе поехали в командировку. Остались нелегально. Все вышли, а мы — нет. И, можете представить, что там творилось! Было очень весело! (смеётся) Утром под шумок ушли.

Александр побывал почти во всех республиках Советского союза. Правда, заграницу объездил далеко не всю — навестил только Польшу и Чехию.

— В прошлом году поехали отдыхать с женой в Крым, и это была авантюра. Решили отправиться на машине, хотя обычно поездом ездим. Как мы решились поехать за тысячу километров, я не знаю. У нас маленькая машина — малолитражечка. Ровер 214, капелька. И мы на нём попилили.

— И как доехали?

— Я-то нормально, что мне? Я сижу и сижу. Я не вожу машину, жена водит. Я пиво пью, мне хорошо. Но весь отдых был немножечко отравлен тем, что мы знали, что нам предстоит ехать обратно: туда мы приехали вымученные. Обратный путь оказался лёгким, путь домой всегда гораздо легче.

«Я вёл себя как девчонка с удочкой»

Когда есть возможность, Александр спешит на рыбалку. Сколько себя помнит, всегда интересовался ей. С пяти лет музыкант жил на улице Харьковской, а там есть «два маленьких прудика», на которых он и проводил много времени.

— Мои друзья — заядлые рыбаки — были старше меня ровненько на пять лет. Они рыбачили, и, естественно, меня в это дело втянули. Так, как меня отпускали родители, я сейчас своего сына одного бы не отпустил никуда. В семь лет я просыпался в пять утра, садился на велосипед и ехал на Минское море на рыбалку. Машин тогда было столько, сколько оленей сейчас где-нибудь в Карелии.

— А помните свой самый большой улов?

— Помню, что периодически было очень много рыбы. Самая большая рыба, которую я поймал, — щука. Притом эти самые друзья-рыбаки, когда я уже повзрослел и мы разъехались по разным местам, позвали меня на рыбалку, на спиннинг — на хищную рыбу, щуку. А я ни разу не ловил щук. И, конечно, — дуракам же везёт! — я поймал почти с первого заброса огроменную щуку. Притом, я вёл себя как девчонка с удочкой: «Валик, оно чего-то зацепилось!» А он мне: «Дурак! Тяни!» А я-то бросил: смотрю — оно не тянется.

Но больше ничего я на спиннинг не ловил, и в эту рыбалку больше ничего не было. Но щука была огромная.

Сыну Куллинковича Саше двенадцать лет. Интересов родителя он не разделяет.

— Я два раза сына водил на рыбалку, оба раза он был недоволен. Первый раз — тем, что ничего не клюёт, второй раз — тем, что клюёт очень много, и у него нет времени. Он забрасывал, тут же клевало… Я его завёл в такое место, где всякая мелочь клюёт, её очень много. «Я ж отвернуться не могу!» — жаловался. Ему не угодишь. Для рыбалки нужна усидчивость, а у него этого нет совсем.

На стене висит чудесное изображение Ёжика в тумане — подарок Куллинковичу от его жены Елены.

— Он добрый очень, — улыбается Александр. — У нас ещё майки с ним нейродюбелевские есть. Это самый добрый персонаж из всей советской мультипликации.

Рядом висит «картина с лебедями» — как её называет хозяин — тоже иллюстрация из мультфильма — «Падал прошлогодний снег».

— Герой мечтал о доме и картине с лебедями. С лебедями! — пародирует персонажа Куллинкович, смешно растягивая звуки.

«Я сразу стал ярым битломаном»

— В детстве я мечтал стать музыкантом. В музыкальную школу никогда не ходил. Хотя, когда был маленький, играл на баяне. Ходил к репетитору.

А музыкой заинтересовался лет с пяти-шести. Моя сестра старше меня, и когда у неё появились мальчики, они начали приносить записи. Магнитофон купили. Тогда я услышал первый раз Kiss, AC/DC… и они меня просто привели в восторг!

— Получается, мальчики сестры заинтересовали музыкой?

— Сестра в этом очень большую роль сыграла. Мы жили в очень маленьком частном доме, а потом получили квартиру в Уручье, у меня была своя комната, у мамы, и в другой комнате жила сестра с мужем. А муж её был музыкант. Ну как музыкант? Играл на гитаре. У него была замечательная коллекция дорогущих пластинок: Beatles, Led Zeppelin, которые покупались на безумные по тем временам деньги. И тогда от мужа сестры я впервые услышал старую хорошую классическую музыку. Хоть это и был рок.

Beatles для меня стали шоком. Я сразу стал ярым битломаном, безбашенным, с горящими глазами.

Счастливые вещи

В анкете на официальном сайте группы Neuro Dubel Куллинкович написал о том, что у него есть суеверие — счастливые вещи.

— Я упорно пытаюсь добиться от себя и от окружающего мира доказательства, что это всё не работает, что это ерунда, но всё равно с опаской я надеваю те вещи, в которых у меня были неудачные концерты. У меня вся одежда делится на три типа: первый — по квартире ходить, второй — в которой можно выйти на улицу, третий — концертное. У меня огромные мешки концертных маек.

— Всё это покупаете? Любите ходить по магазинам?

— Покупаю очень редко. Майки, в основном, мне привозят друзья.

Я знаю: в этих майках у меня были неудачные концерты. И я так и не смог надеть их ещё раз. Хотя я их очень люблю! У меня есть майка Motorhead. Я обожаю эту группу и всегда мечтал о майке с её названием. И у меня есть такая майка. Но в ней был неудачный концерт. Я каждый раз хочу надеть её… и откладываю в сторону! А есть заношенные до дыр, но счастливые майки!

Звонит телефон, Александр извиняется, и несколько минут разговаривает. В это время фотограф показывает мне висящие группкой бейджи почему-то с надписью «Пресса» и свисток. Александр нам объясняет:

— Свисток — фирмы Phillips. Кто-то подарил. Я страшный поклонник Phillips’а. Если что-то он производит, это, как правило, дома у меня есть.

А «Пресса»… Видимо, я свой бейджик отдал кому-то из поклонников, кому нужно было срочно пройти за сцену. А «Прессу», видимо, отобрал у знакомого журналиста, когда самому надо было пройти.

«Маршал Ахромеев — одна из моих любимых крыс»

Фотограф не может оторваться от Маруси. Тот лёгонько покусывает опрометчиво просунутый сквозь прутья клетки палец.

— Почему решили крысу купить?

— А я с детства их завожу… Лет с пятнадцати… Нравятся они мне.

Был только один перерыв: несколько лет у меня не было крысы, когда Саша был в таком возрасте, когда её мог слишком сильно схватить, не понимал, что она живая. Тем более у меня очень много меховых крыс — игрушек.

— А можете вспомнить своих крыс по именам?

— Я абсолютно всех помню! Пацук, Борман, Гауляйтер, Рейхсляйтер, Маршал Ахромеев, Адмирал Канарис, Валентина Терешкова, Маруся, Валюся, Адольф Гитлер (Адик), Эдуард Лимонов (Эдик), Маруся, Люся…

— А почему имена реальных людей?

— Как-то так повелось. Был период, я называл крыс фашистскими именами. Всё началось с Бормана. Борман — хорошее имя для крысы. Но я никогда не был поклонником фашистской идеологии.

Маршал Ахромеев — одна из моих любимых крыс. Когда он умер, друзья думали, что я с ума сойду. Я три дня не мог его похоронить, я всех посылал и заливался горючими слезами. У меня был нехороший период, когда я жил в квартире только вдвоём с крысой и ни с кем не общался. Он речь понимал… очень много слов. Я мог из кухни крикнуть: «Маршал, иди сюда, кушать!» И он открывал клетку, умел это делать, забирался на неё и ждал.

Заканчивая разговор, прощаемся с Александром и Марусей. Кстати, мистика с этажами сказалась и на нас: на обратном пути в лифте неожиданно для себя нажали на кнопку «2», а не «1».