Иван Кирчук: «Не я решаю, что будет звучать, а что нет. Белорусский фольклор решает»

Накануне 55-летия Ивана Ивановича Кирчука, основателя этно-трио «Троіца», корреспондент Ultra-Music поговорил с музыкантом о его ближайших планах, безбашенности испанских слушателей и разузнал, почему на свадьбах не должно быть воздушных шаров и кукол.

«Подковы звучат великолепно — одну из них я совершенно случайно нашёл в Веснянке»

Иван Иванович встречает меня у самого входа в один из корпусов БГПУ и проводит в свой кабинет — прямо скажем, достаточно небольшой. «Да, раньше помещение было побольше», — улыбается музыкант. Но в уюте обстановке вокруг не отказать: соответствующее настроение создают маски и разнообразные инструменты. Это далеко не вся коллекция Ивана Кирчука — по его словам, многие экзотические экземпляры можно будет услышать на его сольном концерте, в последний месяц осени.

— На самом деле, я хотел представить новую программу пораньше, к своему дню рождения, но не удалось: летом у «Троицы» был очень насыщенный график. Впрочем, творческий вечер, который прошёл в июне, получился очень успешным. Программа была запланирована на 35 минут, но обсуждение затянулось на 50.

— Это ведь не первая ваша большая программа без «Троіцы».

— Да, но «Варажбіта» я показал 10 лет назад, в 2003 году. За это время многое изменилось, в том числе и мои взгляды на возможности одного человека на сцене. Материал постепенно готовился, но репетировать мне было совершенно некогда из-за разъездов. Единственное — в дороге удавалось поработать с текстом.

— У концерта будет название?

— Да, конечно. Он будет называться «Дорожка моя», по тексту одной из песен в программе, записанной в Чернобыльской зоне. Предварительная дата — 1 ноября.

— Как будет оформлено выступление?

— Я хочу создать на сцене 12 ритуальных площадок, в каждой из которых будут использоваться разные маски, инструменты. Даже для меня это будет достаточно сложная работа, поскольку придётся говорить разными голосами — мужскими, женскими. Сценарий уже готов, и его нужно будет выучить наизусть, подсмотреть не получится. Кстати, «Дорожка моя» будет озвучена очень интересными инструментами. Там можно будет услышать смык Всеволода Жуковского, мастера из Марьиной Горки, его же лиру, гусли Павла Крыжа, белоруса, который живёт в Сибири. Из нетрадиционных инструментов — тибетские и непальские чаны; планирую подковофон, он уже почти готов.

— Это инструмент из подков? Вы его сами собирали?

— Да. Подковы звучат великолепно — одну из них я совершенно случайно нашёл в Веснянке. Часть подарил наш друг из Голландии. Я обнаружил их у него во дворе. Он поначалу не хотел их отдавать: там, мол женщина жила, у неё пони был, которого она очень любила. Ничего себе, думаю, любила — а чего они тогда тут ржавые лежат? В общем, так с ними и уехал.

— Со сцены будут звучать лишь живые инструменты и ваш голос?

— Я не хочу использовать электронику. Это технически сложно. Сейчас многие за неё хватаются, и получается, увы, неинтересно. Я же хочу сделать акцент на народных песнях, тем более, что распевать их собираюсь импровизационно. То, чем я богат, — это голос.

«Испанцы сумасшедшие совершено»

За всю историю «Троицы» Иван Иванович успел объездить почти все континенты. По его словам, венгры оказались самой музыкальной нацией, пока этно-трио не приехало с концертами в Испанию.

— Там нас очень здорово принимали в прошлом году, и в нынешнем позвали на главную сцену. Ехали на нашем бусике через всю Европу. Иначе никак: слишком много инструментов.

— Чем испанцы вас так поразили?

— А они сумасшедшие совершено. У нас был саундчек — почти полноценный концерт. Народ хлопал в такт, подпевал, хватал мусорные баки и начинал подыгрывать на них. А один парень отбил себе ногу до красных пятен — так рукой колотил. До этого самыми музыкальными нам представлялись венгры. Тамошние фестивали поражали тем, что слушатели сидели на концертах по четыре часа, а в одном лайн-апе сменялись одинокие дедушки с народными песнями и полноценные рок-составы. А народ всё слушал.

— Да, фестивальное движение там очень сильное.

— Сейчас и у нас всё поменялось. Появились «Камяніца», «Вольнае паветра». Слава Богу, не один только «Славянский базар». И это хорошо. Европейские фестивали тоже не за один день все возникли.

«Когда к нам добавляются другие музыканты и инструменты, мы начинаем звучать, как все остальные группы»

— У вас никогда не возникало желание расшириться хотя бы до квартета?

— На альбоме «Жар-жар» мы использовали сессионных барабанщика и гитариста, и они также были приглашены на презентацию, но когда к нам добавляются другие музыканты и инструменты, мы начинаем звучать, как все остальные группы. В трио всё же что-то есть. Создаётся особое звучание, другое.

— Кто помог вам «нащупать» это особое звучание и передать его на альбоме?

— Томаш Рагуля, польский звукорежиссёр. Он уникален тем, что записывал самых разных музыкантов — от рокеров до джаз-бэндов. При это ещё и сам собирает акустические системы — «с нуля». Он нам как включил их у себя дома, так у меня чуть голова не отвалилась. А у нас всегда проблема — где и с кем записаться. Студии упакованы, а вот найти такое «золотое ухо», как у Томаша, сложно.

— Видимо, и стоит оно немалых денег.

— Да, но оставить что-то после себя всё же хочется. Поэтому мы записываем альбомы. И очень жаль, что сейчас можно вот так просто взять и скачать пластинку. Я, например, люблю подержать в руках диск, полистать буклет. Ещё лучше, если диск подписан. А винил — это вообще здорово. У Юры Павловского их в коллекции, по-моему, вообще триста штук. Альбомы позволяют понять, насколько ты продвинулся вперёд как музыкант, или остался на месте, меняя лишь аранжировки. Есть ещё один важный момент. 21 сентября мы едем на фестиваль WOMAD в Пятигорске. Этому мероприятию скоро исполнится 30 лет. Основателем является такая величина, как Питер Гэбриел. Вот если бы этого всего не было, то, наверное, можно было бы альбомов и не выпускать. А так есть возможность подарить альбом Гэбриелу, например :)

— Планируется ли новая запись?

— Есть уже целые две композиции — «Царь-огонь» и «Медведь». Они большие, по 10 минут каждая. Ещё штучки три таких, и альбом готов :)

«Некоторые музыканты могут существовать в «ракушках»

— В одном из интервью вы признавались в любви к Dream Theater…

— Мы с Юрой Дмитриевым ярые поклонники Dream Theater. Для меня это вообще загадка. Я слушаю их альбомы и не понимаю, как можно обладать таким музыкальным мышлением: чтобы получалось одновременно и красиво, и технично. Я их своим заочникам включал. Они спросили: «А сами вы что слушаете?» Я им ставлю диск Dream Theater. Они слушают, ничего не понимают. Там же всё постоянно меняется — ритмы, мелодии. И тут одна женщина говорит: «Ну, вот вы так тихо слушаете, так и я могу. А вот мой сын так громко слушает, так громко!» То есть она оценивает музыку понятиями «тихо» и «громко».

— А из молодости с вами какая музыка осталась?

— «Песняры». Они, безусловно, оказали на меня значительное влияние. Но до этого был Чеслав Немен, чью дискографию я приобрёл лишь после его смерти… Немен многосторонний. У него есть и бардовские песни, и электронные полотна. Вообще, всё, что попадало из-за границы в Лиду, я слушал. У нас в городе был первый рок-клуб, и к нам всё попадало свеженькое и потом кочевало с бобины на бобину, переписывалось за три рубля. В принципе, вся музыка из тех времён и сейчас со мной. Но вообще, с годами понимаешь, что нужно больше тишины. :)

— «Багаж» очень внушительный.

— Ну, а для того, чтобы о себе заявить, нужно очень многое послушать, пропустить через себя, чтобы твои аранжировки, композиции имели какую-то изюминку. Очень просто сложить три аккорда, «распеть» это все на голоса, добавить бас-гитару и ещё что-нибудь. Ну, отлично — это одна песня. Сколько таких у тебя получится сделать? Пусть десять. А как просуществовать 15, 30 лет?

— У многих получается.

— Да, некоторые музыканты могут существовать в «ракушках». Я таких знаю. Они так и говорят: «Я только себя слушаю» :) Здесь можно привести отличный пример, напрямую, правда, с музыкой не связанный. Я сделал первую реконструкцию обряда в 1983 году. Это была реконструкция Витебской свадьбы 1912 года по материалам фотолаборатории Института этнографии и фольклора НАН РБ. Мы классно выступили, записались для ТВ. Я думаю: «Ну, всё, попёрло, теперь я знаю белорусский фольклор». А потом как будто обухом по голове стукнули: «Ты же сейчас только что-то одно сделал. Есть ведь ещё „жниво“, есть „коляда“»… И я понял, что ничего не знаю. И продолжаю учиться по сей день. Точно так же и с музыкой.

«Хорошая, ритмичная белорусская фольклорная песня торкает ничуть не хуже, чем рок»

— Не я решаю, что будет звучать, а что нет. Белорусский фольклор решает. Обратите внимание, что музыканты как будто повторяют, берут друг у друга мелодии. Так у многих. И если мы приблизительно можем определить, сколько лет тексту, то никогда не определим возраст мелодии. Она где-то очень глубоко в наших корнях, пластах истории. А сколько лет пульсации песни, ритму? Хорошая, ритмичная белорусская фольклорная песня торкает ничуть не хуже, чем рок. На одном из фестивалей в Голландии подошёл рокер с волосами ниже спины и сказал: «Вы своими балалайками меня просто порвали». А народная музыка у всех такая. В разных областях — своя пульсация. Поэтому сама музыка, музыкальный эгрегор — они выбирают песню. У «Троіцы» есть композиции, которые шикарно сделаны, мне они очень нравятся. Но на концертах мы их не исполняем. Потому что одному из нас некомфортно. Вещь выходит на сцену только тогда, когда у всех есть спокойствие, уверенность в том, что это правильно.

— Сейчас вы ведёте работу над второй книгой. Что это будет?

— У меня накопилось около 600 снов с собственной расшифровкой и около 400 стихотворных записей. Правда, не обо всём вот так просто на публику расскажешь, поэтому войдёт где-то 100 снов и 100 стихов. Ещё у меня есть записки о духовных практиках, их тоже немало. Вот мы с отцом Юры Дмитриева сейчас пытаемся всё это перелопатить, чтобы набрать материала для книги. Материала очень много — я даже не знаю, когда я успел всё это записать. К концу этого года или началу следующего книга, я думаю, выйдет.

— Вы и сейчас продолжаете вести дневники?

— Нет, записи я в какой-то момент вести перестал. Но переключился на рисунки. Картины у меня следующего толка: гора и отпечаток чьей-то огромной босой ноги.

— Сумели ли вы выделить за всё время ваших исследований и практик составляющую, которая связывала бы различные религиозные учения и течения?

— Одно слово. Вера. Сам я католик, крестился и жил в католической семье. Если бы не это всё, то, наверное, я бы пошёл к язычникам лишь из-за отношения этих людей к воде, земле и всему окружающему. У меня просто крылья за спиной вырастали, когда я их слушал. Если христианству 2000 лет, то сколько язычеству? 4000, 5000? Никто не знает.

— А какие яркие проявления людской веры вам встретились за время путешествий?

— Мы ехали по Испании и ночевали в горах. Я вышел помолиться с бабушкиными чётками, а из фуры неподалёку вышел человек — наверное, мусульманин, стал на колени прямо у фонарного столба. Поэтому главное — вера, а где ты молишься, в храме или на улице, у камня — не важно. Я ведь застал ещё то время, когда детей, которые ходили в костёл, отслеживали, ловили и наказывали педагоги из школы. В Лиде мы прятались на хоре, вверху, чтобы не попасться. А потом люди, которые были ярыми атеистами, вдруг превратились в истово верующих. Эти метаморфозы было очень забавно наблюдать.

— А как вы ориентируетесь в этом потоке новой информации?

— В какой-то момент у меня в дневнике появилась запись: «Всё, хватит. Я католик, я крещён. Больше мне ничего не нужно». Потому что голова от всего этого просто разрывалась. И там интересно, и там, и всю эту информацию в себя не поместить.

— Видите ли вы в ваших студентах тягу к этим знаниям, к собственной истории?

— Студенты мне особенно часто задают вопросы о том, что следует делать на свадьбах. Я говорю, чтобы спрашивали у своих мам, бабушек и прабабушек и не тащили в этот ритуал того, чего у них в роду не было. Нельзя, например, вешать на кортеж воздушные шары: в них пустота, никакой жизни. Одна сказала студентка: «…надутое счастье». Кукла — это манекен, имитация ребёнка. Только вот чьего ребенка? Да и не было всего этого у наших Предков. Можно шархуны повесить, звоночки, ленты, живые цветы… Но лучше узнавать у родных. Потому что свадьба — крайне сложный и важный момент в жизни. Это переход из одной ипостаси в другую.

— Насколько важна для современного человека связь с предками?

— Я часто рисую заочникам такую схему. Вот тут мама — это земля. А вот тут папа, он сверху. А в центре — я. А тут дедушки, один и второй, бабушки, одна и вторая. И если у меня всё хорошо с родителями, то от мамы и папы ко мне идёт сила. Помощь от бабушек и дедушек. И вырисовывается наша, белорусская звёздочка. Люди часто говорят: «Я несу свой крест». Не надо нести крест. Надо стоять в его центре и получать силу своего рода всю жизнь.