Алесь Кот-Зайцев (BosaeSonca): «Любая музыка — это компиляция той музыки, которая уже создана»

Корреспондент Ultra-Music поговорил с вокалистом BosaeSonca Алесем Котом-Зайцевым о моде на белорусский язык, жизни после эмиграции и группе Myslovitz, играющей в польских супермаркетах.

— Я в последнее время на польской музыке завис. Поездил по фестивальчикам пару лет назад. И услышал там несколько новых интересных команд.

У нас ведь с польской сценой не знакомы. Для меня это странно: вроде бы соседи. Там много легендарных для Польши коллективов.

— Но поляки ведь наших музыкантов тоже не знают.

— У нас наши наших не знают. О чем тут говорить?

— Этим ты объясняешь полупустые клубы на многих минских концертах?

— У нас музыканты не работают, потому что работать нет смысла. Те, кто действительно работают (The Toobes, например), собрались — братья по крови — и репают, репают, репают. Альбомы, концерты… И у них есть результат. У кого не хватает сил и желания работать на энтузиазме — существуют как есть. BosaeSonca не исключение.

— Может, проблема с полупустыми клубами связана с тем, что в европейских странах во всех более-менее крупных городах большое клубное движение? У нас все в Минске сосредоточено.

— В Польше, например, Варшава — центр, и там больше возможностей, чем в Познани или Кракове. В Польше огромное количество фестивалей. Им не обязательно ездить за границу, они могут существовать локально. Если бы в Беларуси была группа такого формата, как Myslovitz, она бы загнулась.

В Польше не делается упор на радио и телевидение. Например, Myslovitz можно услышать в продуктовом магазине, когда идёшь за кефиром. Они там в такой же ротации, как U2 и Coldplay…

— Интернет может поспособствовать узнаваемости хотя бы внутри страны?

— У меня складывается впечатление, что молодёжь у нас в провинции пользуется соцсетями только для того, чтобы потроллить какую-нибудь фигню, либо позаниматься бессмысленным трёпом: «Привет, как дела? А Маша сходила к Пете». Вряд ли этот статистический процент пользователей черпает интеллектуальную и культурную информацию из интернета. В основном, мусор. Информацию из интернета о белорусской музыке берут люди, которые целенаправленно за этим туда идут.

— А вы какие рычаги используете для саморекламы?

— Мы сейчас в затупе. Я устал от того, что происходит с группой. И вообще в белорусской музыке. Меня уже не удовлетворяет то положение, в котором BosaeSonca находилось последние год-полтора. Мне мало быть локальной группкой, которая играет концертики в музеях и раз в полгода в «Граффити». Мне хочется работать нормально и серьёзно.

Может быть, это связано с тем, что пару лет назад я закончил университет и никуда не пошёл работать, а просто занялся музыкой. У меня всё ещё есть рвение и уверенность в том, что это может быть не только хобби. Как действовать с этим в Беларуси, я не знаю. Как показывает практика, в нашей стране реально классные люди не задерживаются. Это печально.

Аутентичное BosaeSonca расползлось и превратилось в международный проект. Наш барабанщик, с которым мы начинали играть, сейчас в Москве, баянист — в Праге, я — в Минске, басист — в Таллине. Я думаю, осенью (с выходом альбома) подвести это под логичную концептуальную черту. Мы не группа — мы международный проект.

Но если меня куда-то закинет, то из белорусской культуры не вырвет. У меня есть предложение, которое я уже принял. Мы начали работать с проектом, который находится не в Беларуси. Я надеюсь, что из этого получится что-то весомое.

А BosaeSonca станет таким проектом, который будет раз в полгода собираться, записывать альбомы и давать концерты в Минске. И ещё где-нибудь. Как-то мы выступали в Витебске, и я был очень удивлён. Там есть публика. Там есть своя аудитория, которая знает, что клуб говна не привезёт. Хорошая живая аудитория, которая знает, зачем она пришла.

В Минске по-другому. Раньше бывали в Купаловском музее солянки из 10 групп, которые сегодня есть, завтра их нет, либо (что ещё хуже) они десять лет есть, а их вроде как и нет. Какие-то люди приходят, и не понимаешь, нравится им или нет, и зачем они вообще пришли.

— Волна эмиграции подорвала культурную жизнь?

— Эмиграция продолжается. Хорошо, когда эти люди продолжают работать в белорусском ключе. Когда уезжают и остаются белорусами. Я знаю, что куда бы я ни уехал: Штаты, Австралия или Европа — я всё равно буду белорусом. Мне это очень помогает.

— В то же время считается, что белорусская диаспора одна из самых слабых.

— В Праге я был очень удивлён. Пусть диаспора разбита на группки: свои — чужие. Тем не менее, люди держаться друг за друга, и когда кто-то новый приезжает, они стараются, как минимум, морально его поддержать. Чтобы человек не чувствовал себя одним в чужой стране. Они организовывали нам концерт, и я увидел, что наши люди становятся там на ноги. Понятно, что уезжают не худшие.

Классно, что люди не растворяются. Для белорусов это свойственно. Если люди, активно интересующиеся культурой, чувствуют себя собой, то человек, работавший на МАЗе, а потом уехавший работать на FIAT будет стараться стать поляком. Если уедет в Москву, будет стараться изо всех сил стать русским, чтобы никто не подумал, что он белорус. Это глупо.

Кстати, к белорусскому языку я стал иначе относиться, когда стал больше ездить. Это наше лицо. Когда приезжаешь в Польшу, стыдно по-русски говорить.

У меня в Варшаве есть друг Мартин, он выучил белорусский язык. Сам взял и выучил. Ему просто понравилась белорусская культура, какие-то группы. В конце 90-х он ездил на «Басовішча» каждый год. Было бы смешно, если бы я приехал и сказал ему: «Ты знаешь, а я белорусский не очень знаю».

— Я тоже знаю несколько примеров, когда говорящие здесь по-русски, переехав в Европу, начинают разговаривать по-белорусски. В Европе влияние корней намного большее, чем у нас в стране?

— За границей чаще можно встретить белорусскоязычного белоруса, особенно в Варшаве или Праге. Это нормально. Я, например, пользуюсь языком в процентом соотношении 50 на 50. Разговариваю по-русски обычно. Недавно мы снимались в «Звёздном ринге», и мне задали вопрос: «Почему поёте на белорусском языке?» Я сказал, что это нормально, это модно. Хотя слово «мода» какое-то неправильное.

— Почему? Если бы все начали пропагандировать, что на белорусском языке говорить модно, может, у нас вырос процент белорусскоязычного населения?

— Эта пропаганда должна быть аккуратной и грамотно продуманной. Ведь само слово «пропаганда» вызывает отторжение, особенно у белорусов, которые боятся всего. В Европе вегетарианство стало модной фишкой. Все веганы говорят: «Какая мода? Вы что?» У всех свои принципы: кто животных бережёт, кто ради собственного здоровья. Но все отрицают, что это модно. Но когда спрашиваешь, куда можно сходить поесть, тебе начинают советовать вегетарианские рестораны, потому что это престижно.

— А кто может стать законодателем моды на язык, как Коко Шанель в своё время стала законодательницей стиля в одежде?

— У нас есть такой человек. Сейчас это Михалок. Но как только он появляется, его сразу начинают задвигать, чтобы он терял авторитет и терял позицию оратора. В переломный период «Ляписа Трубецкого», когда они стали вещателями, — это был мощнейший посыл и мощнейшая концепция, которая была нужна Беларуси. И как только они начали в своём посыле говорить: Беларусь, белорусская мова, даже ненавязчиво, — их сразу закрыли. Пропаганда «Не быць скотам» в Москве воспринимается москвичами как прикол, мне кажется. Куба — революция, Ляписы — революция.

Что касается национальной белорусской культуры, всё будет происходить по крупицам и ожидать взрыва, мне кажется, не стоит.

— В одном из твоих интервью, ты говорил, что BosaeSonca не следит за модными тенденциями, а делает то, что нравится вам.

Я лукавил :) BosaeSonca с этого и начиналось. Мы уже другая группа. И год назад думали поменять название и создать новый проект с альбомом и серьёзным посылом. Но всё переломал разъезд музыкантов. Раньше было трое студентов: кто-то с дарбукой, кто-то с гитарой и скрипочкой… Было плевать, придёт кто-нибудь на концерт или нет, будет звучать по радио или не будет. Но я не скучаю по тем временам.

— Какая концепция будет теперь?

— Это будет группа, которая не будет делать мейнстримовую музыку. Это будет скорее андерграунд-мейнстрим :) Цель: сделать группу, значимую для белорусской музыки и неважно, будет ли она на радио и телевидении.

— Если сравнить альбом «Shara» и сингл «Зіма» — будто совсем две разные группы их записывали.

— Про альбом я в пресс-релизах и интервью говорил, что это просто прикол. Мы взяли старые песни того периода, когда мы ни о чём не думали. Эти песни записаны лайвом. Свели буквально за пару дней. Нам было забавно для самих себя это сделать. Альбом, который мы сейчас пишем, будет ещё дальше, чем «Зіма». Этот трек стал переходом к нашей новой концепции. К осени мы закончим запись. Хотим ещё со струнным трио записать unplugged к концу года.

— Почему нужно слушать ваш альбом, а не любой другой?

В нашей стране и в нашей ситуации необходимо сделать продукт, который достойно выглядел бы изначально и даже внешне интересно. Чтобы человек, который не успел прослушать все десять треков альбома, понимал, что это про него. Такие примеры есть, например, Akute и «Разбітае сэрца пацана». Они делают своё дело и гнут свою концепцию.

Слушатель не стоит на месте. Не будешь носить куртку, которую носил в 99 году, если ты хочешь современно выглядеть. Слушатели понимают, что уже давно не Scorpions на коне, а Arcade Fire и The Killers.

В последнее время меня интересует электронная музыка. Зачатки этого интереса и в альбоме будут прослушиваться. Где-то гитара с баяном и басом перерастают в нойз. Под это играет чёткий барабанный бит, свойственный электронной музыке.

Недавно мы с Русей выступали на одном концерте. Она играла с CherryVata Сrew каверы. Поговорили с ней и пришли к выводу, что каверы сегодня — достаточно актуальная тема. Музыки уже сочинено и пересочинено столько, что делать вид, что ты изобретаешь что-то новое, немножко не по-настоящему. Все равно любая музыка — это компиляция той музыки, которая уже создана.