Владимир Шаблинский: «Пара девочек в подтанцовке — это не шоу»

Пока по всей Европе гремят летние рок-фестивали, в Беларуси наступил «мёртвый» сезон. Корреспондент Ultra-Music встретился с Владимиром Шаблинским, организовавшим не один десяток крупных концертов. Директор концертного агентства «Линия звука» рассказал о перспективах белорусского шоу-бизнеса и почему у нас не проводятся фестивали мирового уровня.

— Владимир, как выпускник энергетического техникума попал в сферу музыки?

Те мои шестнадцать лет, когда я поступал в техникум, это годы, когда в советском союзе была максимально популярна рок-музыка. Из вокалиста и гитариста панк-группы «Шабаш» я превратился в ведущего музыкальных программ FM-радиостанции «Радио Би-Эй». В 1997 году, когда мне надоело работать на радио, было создано концертное агентство «Линия звука».

Когда музыкант понимает, что он не сможет состояться как музыкант, он начинает думать: «что же ты будешь делать, если музыка тебе по-прежнему нравится?» Кто-то становится прокатчиком или продюсером, кто-то уходит в звукозапись, — масса таких примеров в мировой истории. Я — не исключение.

— С какими трудностями столкнулись, когда начинали свою деятельность?

Конец 90-х годов можно называть началом становления современного музыкального рынка в Беларуси. В то время только начинали появляться музыкальные прокатные фирмы и создавалась альтернативная филармонической коммерческая система. Тогда понятия «концертное агентство» не существовало, а чиновники пользовались термином «контора». Трудности возникали в плане организации концертов группы N.R.M.. Когда мы начали массированно ездить по республике, это были общеидеологические трудности.

Или когда везёшь Валерия Меладзе и не можешь в Беларуси выполнить его бытовой райдер. Отсутствие вменяемых гостиниц, отсутствие приличного транспорта, — масса бытовых вещей, которые на тот момент в стране не были выполнимы. Тем более кризис 1998 года отбросил рынок на несколько лет назад. Я никогда не забуду аншлаговый концерт Меладзе в том же 1998 году в концертном зале «Минск». Все билеты были проданы в белорусских рублях, и при переаншлаге, когда приходилось приносить приставные стулья, мы остались в убытках.

— Сейчас мы находимся в схожей ситуации…

Я спокойно смотрю на ситуацию, которая сейчас происходит. Но если осенью будет ухудшение, естественно будет уменьшение количества концертов. Население в первую очередь будет тратить деньги на товары первой необходимости, а концерты с развлечениями останутся доступны только сегменту зрителей с уровнем дохода выше среднего.

— Существует ли у нас в стране шоу-бизнес?

Естественно шоу-бизнес есть. Просто мы в Беларуси ещё не привыкли употреблять этот термин. Он у нас считается каким-то ругательным. Мне кажется это неправильным, однако я тоже его не использую. Шоу — это не просто выступление музыканта со звукоизвлечением и показ музыкальной программы. Шоу — это в первую очередь аудиовизуальное действие, происходящее в каком-то месте, к примеру, на сцене, которое привлекает зрителя в это место. У нас, к счастью очень хорошо научились звукоизвлекать и делать достаточно неплохие аудиопрограммы, но в визуальном плане эти программы страдают. Пара девочек в подтанцовке это не шоу. Должна быть серьёзная работа со светом. Здесь мы переходим к проблемам технического оснащения залов, светового оборудования, проблемам, связанным с отсутствием в большом количестве грамотных светоинженеров и стэйджмастеров. Ну, а музыкальный бизнес присутствует в полной мере.

— Может быть отсутствие шоу связано с тем, что многие музыканты вынуждены работать, а музыкой занимаются в свободное от основной работы время?

Всё зависит от того, насколько ты востребован. У нас есть коллективы, занимающиеся рок-музыкой, и зарабатывающие этим деньги, например J:морс.

— А это связано с тем, что они были в свое время пропиарены на государственном телевидении и радио?

Не обязательно, к примеру, группы «Кассиопея» и «Троіца». Эти группа минимально гастролируют по Беларуси, но они востребованы на западе и в России. Если ты делаешь настоящее искусство, а не пытаешься просто реализовать собственные амбиции и высасывать из пальца что то, то спрос будет. Если мы говорим о музыке и о лучших проявлениях белорусского музыкального искусства, то у этих коллективов всё хорошо, как может быть хорошо в рамках нашей страны. Если бы Беларусь была гораздо более свободной и открытой всему миру страной, они бы себя чувствовали максимально хорошо.

— Почему у нас в стране в большинстве своём люди слушают низкосортную музыку?

Есть сложившаяся система. На западе ни джаз, ни блюз никогда не являлись массовой музыкой. Это музыка для достаточно небольших социальных групп. Нельзя сказать, что существует какой-то механизм, который можно задействовать и сделать джаз в рамках какого-то региона или страны достаточно популярной музыкой.

— Даже если на радиостанциях запустить в ротацию 75% джазовой музыки?

Радио перестанут слушать вообще. Если брать конкретно Беларусь, она живёт своим прошлым и не может оторваться от своего прошлого как социального, так и музыкального. Мы когда-то были структурой в составе СССР, и нашим прокатным филармоническим организациям периодически из Москвы навязывали лучшие или худшие образцы тогдашнего российского мэйнстрима, и это формировало на многие годы вкусы людей, которые здесь живут.

Мы законсервированное общество, законсервированные зрители. Мы не имеем возможности слушать лучшие образцы актуальной западной музыки.

Сейчас на радиостанциях звучит форматно то же самое, что включалось в мою бытность на «Радио Би-Эй» с 1993 по 1996 год. Понятно, что исполнители поменялись, но жанрово осталась та же невнятная музыкальная субстанция, которая западом уже давно не ротируется. Соответственно вкус массового слушателя радиостанций, у которого нет доступа к интернету, формируется под влиянием этих радиостанций. И молодёжь, и люди среднего возраста думают, что то, что крутится по радио по-прежнему актуально, на самом деле это полный отстой.

Здесь мы переходим к проблеме, которая возникает у концертных организаторов. Когда радиостанции и телевидение показывают образцы музыки, актуальные два десятилетия назад, это приводит к тому, что концертный организатор, желающий привезти какую-то группу, актуальную на Западе, сталкивается с тем, что о ней знают 500–600 человек в стране. Они не смогут сформировать тот необходимый баланс себестоимости, чтобы окупить концерт.

— А почему так происходит?

Я думаю, что, прежде всего, это косность мышления. Проще идти по накатанным рельсам, боясь изменить формат.

Активная молодёжь уезжает из страны, она не остаётся здесь на радиостанциях, в каких-то прокатных организациях… Она уезжает и начинает работать на рынки других стран. Беларусь по-прежнему остаётся заповедником пожилых людей, островком советскости, который работает сам на себя и сам для себя во всех сферах бизнеса и общественной жизни. В этом мне видится основная проблема.

Безусловно, к нам будут приезжать крупные западные группы, они будут собирать зрителя и возможно потихоньку изменят вкус зрителя, но это будет происходить только в Минске. Никогда Rammstein и Moby не поедут по ледовым дворцам и площадкам. В областные города будут по-прежнему возить худшие образцы российской эстрады и будут формировать там музыкальный вкус. Периферия по-прежнему будет слушать государственные фм-радиостанции, ту же радиоточку, потому что люди, сидящие у руля, воспитаны в прошлом веке.

Таких структур, управляемых молодыми людьми, должно быть много. На западе они представляют из себя маленькие клубы, пабы, как тот же «Граффити». И на них создаётся система независимой прокатной музыки. Маленькие клубы с маленькой затратной частью, работающие ежедневно и дающие возможность постоянно показывать лучшие образцы некоммерческой андерграундной музыки.

— Способствует ли нынешнее концертное законодательство и условия для бизнеса развитию искусства в стране?

Сейчас концертное законодательство у нас прекрасное. В данный момент мы живём по тому законодательству, которого у нас не было со времён обретения Беларусью независимости — максимально либеральное законодательство. Такое было только в советские времена, когда можно было стоять на входе, продавать салфетки, принимать наличные деньги и запускать зрителей в зал. Общая бизнес-среда не способствует развитию предпринимательства, но она не способствовала и в том, 1997-ом году, когда мы начинали «Линию звука». И, безусловно, здесь нужно понимать, что тот молодой человек, который оканчивает институт, видит разницу и понимает, что проще встраиваться в систему музыкального шоу-бизнеса где-то на западе. Здесь должна была бы возникнуть роль государства в поддержке «молодых и инициативных». Понятно, что у нас государство занято другими, более важными вещами, и поэтому мы наблюдаем на парадах трактора, разукрашенные тем образом, которым они были разукрашены.

Ужасно, что это происходит на уровне главных государственных праздников, где понятие «режиссура» и визуальная концепция действия отсутствуют в принципе и в поддержку этого вкладываются огромные деньги. Значимое количество людей в периферии, увидев этот разукрашенный трактор, порадовались и сказали: «Раз такое в Минске показывают, значит и у нас надо такое делать!»

— В 2009 году, в период всеобщей либерализации, вы организовывали фестиваль Bela Music, которому многие прогнозировали светлое будущее. Почему он оказался разовым явлением?

Я не могу сказать, для каких реальных целей он инициировался государством. Но на поверхности безусловно лежала цель показать миру и части белорусского общества, что у нас в стране рок-музыка не запрещается. И проведение фестиваля Bela Music эту цель достигло.

Он проводился достаточно сложно, потому что «Линия звука» была той технической организационной структурой, которая непосредственно отвечала за его проведение, но у нас не было никакого юридического статуса по отношению к этому фестивалю. Были учредители в лице министерства культуры и Миноблисполкома, которые, как достаточно большие государственные структуры, не могли быстро и оперативно решать те вопросы в те короткие сроки. Если бы мы работали просто как коммерческая организация, принимающая самостоятельно решения, мы бы не имели до сих пор убытков по этому фестивалю. Мы бы как минимум вывели его в нули.

Если бы мы собрали на площадке в десять раз большее количество людей, государство в лице Министерства культуры и Миноблисполкома увидело бы необходимость продолжения фестиваля. А так, когда на площадке была тысяча зрителей… Я думаю, любой вменяемый руководитель принял бы такое решение. Зачем нужно это мероприятие, если молодёжи этот рок неинтересен. Я бы тоже так считал. К сожалению, не проводился хозяйственный структурный анализ постмероприятия, связанный с проработкой недочётов, ошибок. Идеологическая цель была достигнута и картинка получена.

— Во время проведения фестиваля «Global Gathering» осуществлялась продажа пива на территории фестиваля, а на пивном фестивале «Рок за бобров» был запрет на его продажу. Почему так?

Я могу только фантазировать на тему, почему так происходит. По отношению к этим фестивалям «Рок за бобров», мы не более, чем подрядная организация, отвечающая за привоз хэдлайнеров. Хотя, могу сказать, что как организатор концертов я за то, чтобы люди на таких фестивалях не ходили с алкогольными напитками в руках. Очень просто управлять количеством зрителей до пяти тысяч, если они трезвые. Когда собираешь на площадке порядка восемнадцати тысяч зрителей, и они имеют свободный доступ к алкоголю, проблемы у организаторов возрастают многократно.

И здесь мы опять переходим к понятию «к сожалению». Общий опыт концертных организаций и связанных с ними подрядных организаций, занимающихся обеспечением безопасности, в Беларуси ещё не накоплен в достаточном количестве, чтобы он позволял беспрепятственно продавать алкогольные напитки для большого количества людей, собранных в одном месте. У нас правоохранительные органы обладают необходимыми знаниями и умениями в плане организации досмотра и контроля входа. Но на самом деле есть понятие «управление» массами людей в разной степени интоксикации алкоголя. Это наука, которая изучается на западе руководителями правоохранительных органов и частных охранных агентств. У нас в республике частные агентства запрещены. Соответственно правоохранительные органы не имеют возможности изучать лучший опыт, связанный с организацией массовых мероприятий, полицейских управлений западных стран.

У нас закон о массовых мероприятиях в принципе заточен под шествия, под демонстрации, под политические мероприятия. Концертные мероприятия там прописаны строчкой, таким эвфемизмом «иные массовые мероприятия». Хотя на самом деле закон о массовых мероприятиях следовало бы детализировать и в плане проведения крупных концертов.

У нас принято поставить заборы. Слава богу, сейчас их начали ставить зонами и секторами, разделяя людей на части, делая проходы. Но нужно смотреть людям в глаза, на самом деле и понимать настроение толпы, уметь работать по вычленению из толпы агрессивно настроенных элементов. Нужно отправлять людей в Европу, в Америку на массовые мероприятия на стажировку, чтобы не тупо досматривать людей металлодекторами и залазить в сумочки девушкам, а уметь работать с большим количеством людей.

— То есть в ближайшее время у нас в стране не предвидится возможным проведение многодневных фестивалей с возможностью разбития палаточного городка и всей инфраструктурой?

У нас понятие «палаточный городок» ассоциируется с понятием палаточный городок на Октябрьской площади, и оно девальвирует в том числе и понятие какого-то туристического отдыха. У нас, к сожалению, очень сильно всё политизировано.

Нужно смотреть, как будет развиваться финансовая ситуация. Если ситуация у крупных рекламодателей не будет ухудшаться, в ближайшем будущем крупные фестивали будут появляться.