Дэвид Браун: «Я стараюсь не пересекать границы в этой части света на поезде»

Перед минским концертом Brazzavile корреспондент Ultra-Music встретился с лидером группы Дэвидом Брауном и поговорил с ним о метафизике, любви к русской музыке и отношениях в коллективе.

— Цитата из вашей версии песни «Звезда по имени Солнце» группы «Кино», «there’s one million stars for every little grain of sand down there» («на каждую крохотную песчинку взирает миллион звёзд») весьма впечатляющая. Как она родилась, это художественный образ или научный факт?

— Я услышал об этом по BBC, должно быть, так и есть на самом деле.

Об этом шла речь в документальном фильме о космосе и возможности существования жизни в других мирах. Ведущий, стоя на пляже, сказал что-то вроде: «Есть ли во Вселенной жизнь, помимо нас? Никто не знает. Однако мы должны рассматривать это математически: большинство людей не осознают, сколько существует звёзд во Вселенной, — он поднял пригоршню песка.- Сколько песчинок я держу в своей руке — тысячи и тысячи. А сколько на этом пляже? Несчетное множество… Осознайте же, на каждую песчинку на Земле приходится один миллион звёзд во Вселенной».

— В песне эти слова воспринимаются как символ надежды…

— Я вижу здесь смысл в ином свете: это объясняет, насколько неподвластен человеку ход бытия.

Затронув в недавней беседе тему конца света, я говорил, что совершенно им не озабочен. Это никак мне неподвластно, и это произойдёт, если так должно случиться, а если нет, тоже замечательно.

Когда размышляю о «миллионе звёзд для каждой крохотной песчинки», смысл звучит примерно так: «Ты — ничтожно крохотная часть гораздо большего. Не нервничай и будь крохотной частью».

— А что Вам даёт силы в тяжёлые времена?

— Знаешь, полагаю, что музыка, литература, искусство — лучшие средства. Когда проходишь через трудности и читаешь, слушаешь нечто, что рассказывает о схожих страданиях автора, которому удалось превозмочь и выжить, чувствуешь себя не таким одиноким. Так происходит освобождение.

Настоящая боль существования человеком в том, что чувствуешь свою изоляцию и одиночество; изоляцию от остальных людей, от окружающего мира, от Бога — очень болезненное ощущение для души.

Итак, читая или слушая, напоминая душе, что это — иллюзия, что на самом деле ты связан с другими людьми, а через них — с Создателем, получаешь облегчение.

— Вы говорите о способности людей ощущать свою изоляцию, в отличие от прочих существ…

— Понимаешь, это сродни проклятию: обладать способностью ощущать этот мир. Оглядываясь, я понимаю, что ты и я — братья. Однако я далеко не всегда чувствую это. Когда мне больно, я меньше всего чувствую тебя своим братом. Начинает казаться, что ты — тот, кто может желать причинить мне боль. Значит, мне нужно остерегаться, а, может, следует лучше ударить первым.

Вот такой иллюзией мы обладаем. Но это не так. Правда в том, что ты — мой брат, она — моя сестра, у нас общие прародители, мы — одного рода.

Если вдруг угораздит попасть на планету, населённую гигантскими тараканами, а через год увидишь человека, которого ненавидел больше всех в обычной жизни, смотреть на него будешь с мыслями: «Боже, как же я рад тебя видеть! Посмотри на этих огромных тараканов, давай сражаться против них вместе!»

— Есть ли у Вас какой-нибудь девиз, кредо?

— Вероятно, это может прозвучать заскорузлым… Я не католик и не принадлежу к какой-либо конфессии, но я верю в Бога и всегда стараюсь произносить: «Да будет воля Твоя (не моя)!». То есть укажи мне Свою волю, поскольку сам я лишь все испорчу. Особенно, в сложных обстоятельствах, когда нужно поговорить с «трудным» человеком или сделать нечто, что при обычных условиях я не смогу совершить правильно, например, буду слишком агрессивен (из-за страха).

— Музыка, стихи — что приходит сначала?

— В большинстве случаев первоначально ко мне приходит музыка.

Я полагаю, что большинство хороших творений приходит из одного и того же источника через нас. Моё эго хочет восклицать: «Парень, ты такой талантливый! Ты просто отличный песенник с великолепными мелодическими идеями!», но я не верю в это. Я верю, что существует огромное вместилище творческого потенциала и, будучи людьми, мы можем оказаться достаточно удачливыми, чтобы притихнуть ненадолго и позволить бабочке присесть на плечо и подарить нам идею.

В древние времена говорили о Музе. Действительно, если сесть и насильно заставить себя написать песню или нарисовать что-либо, ты получишь песню или рисунок, но это будет совсем не то — без отражённого вдохновения.

— Возможно, некоторые идеи, наброски находят воплощение не сразу, а по прошествии некоторого времени…

— Именно так. Недавно я записал песню «Прасковья» из одного из последних альбомов («Welcome to Brazzaville-II») — с мелодическим ходом, идея которого пришла ещё пятнадцать лет назад (напевает). Вот такой продолжительный период потребовался, прежде чем идея была применена в песне.

Думаю, что существенная составляющая любого творчества заключается в честности перед самим собой, в справедливой оценке плодов собственного труда. Как-то я работал над песней месяцами, преданно, сотни часов, придумывая, записывая, занимаясь сведением, но что-то «не срабатывало», не происходило того, ради чего весь этот труд прилагался. Эту песню я записывал трижды, по-прежнему верю, что где-то она существует, но пока не знаю, как дать ей жизнь.

— Можно ли сказать, что это пример отличия живого выступления от студийной записи, когда бывает трудно даже не повторить, но…

— Ухватить, передать волшебство? Да, имеется существенное различие. При живом исполнении наличествует преимущество, выражающееся в эмоциональном восприятии пришедших услышать твою музыку, радости от выступления с друзьями.

Во время записи действуют иные механизмы, она во многом напоминает приготовление пищи. Если готовишь суп, необходимы басовые партии соли или лаврового листа, немного верхов в виде лимона, средние тона. Так и во время записи: существует множество элементов, озаряющих различные участки сознания, делающих все произведение приятным при прослушивании.

— Если время для чтения появляется, что Вы предпочитаете?

— Я люблю читать. У меня есть киндл — настоящий подарок для гастролирующих музыкантов. Читаю «серьёзные» романы, детективы…

— Наверняка у Вас имеется немало забавных воспоминаний, связанных с переездами, границами?

— О да, конечно. Я стараюсь не пересекать границы в этой части света на поезде, поскольку в восприятии пограничников, таможенников представляешься некой золотой коровой внутри одного из купе: «В купе №3 едет тупой американец, отправляйтесь и обтрясите его!».

— Вам нравится русская музыка?

— Меня минорные тональности, меланхоличные песни, романтические мелодии привлекали с детства, равно как и действительно великая поп-музыка, я любил её.

Моя бабушка родом из Польши или Беларуси, мой дед — из Западной Украины, полагаю, я получил в наследство своего рода генетическую любовь к подобным мелодиям.

Это странно: не люблю ирландскую музыку совершенно, хотя имею ирландские корни.

Русская же музыка обладает, на мой взгляд, душевностью и красотой. Мне очень легко воспринимать её.

— Расскажите о песне, которую вы помните с самого детства, а также самой первой, написанной самостоятельно?

— Самая первая — «Born Free», помню её с тех пор, когда мне было, наверное, года два. Помню, как играл её на гитаре, то есть, конечно, не играл — гитара стояла на земле — и пел «Born free, as free as the wind blows…».
Первой рок-песней, которую я впервые услышал, была «Free Ride» The Edgar Winter Group, мне она очень понравилась. Моя бабушка запрещала её слушать, поскольку обложка альбома, который принадлежал моему другу, имела вызывающий вид: вокалист был без рубашки, с макияжем. «Ты не должен этого слушать!» :)

Первая написанная мной песня — «Shams» с нашего первого альбома.

Давно, когда я играл на саксофоне в группе друзей, а мы исполняли инструментальные каверы, я написал свою вещь и долго боялся показать, хотя и был лидером: ребята были более профессиональными музыкантами. В конце концов мы разучили эту песню, и я никогда не забуду то удивительное чувство, когда группа играла её на концерте. Это прекрасно, когда можешь поделиться своей идеей с группой, вместе подготовить её и исполнить!

— Хотя, наверное, случаются и напряжённые ситуации между участниками группы…

— Как бы то ни было, я всегда был диктатором: «Это моя группа, если что-то не нравится, проваливай к чертям!» Ну, не так именно, конечно :) Но я полагаю, что у групп существуют различные подходы к творчеству. Какие-то группы создаюся, когда участники молоды, они пишут песни вместе, и это прекрасно. Случаются творческие тандемы, как Леннон и Маккартни. Но я всегда писал сам, у меня есть своя идея звучания. Но если у кого-то из участников есть идея, и она представляется мне подходящей для моей задумки, я приму её, если нет, я скажу: «Это звучит не так, как следует».

— Но они не опасаются делиться своими идеями?

— Нет, нет, нет: мы все друзья, особенно, теперь. Раньше я был настоящим кошмаром, потому что ощущал страх и не чувствовал уверенности в себе, был надменным и «трудным». Теперь я не такой, совершенно не такой.

— Есть ли особые места, которые вы стараетесь включить в своё гастрольное расписание в городах, где оказываетесь?

— К несчастью, или к счастью, я обычно довольно загружен, поскольку должен давать интервью. Но делаю это с радостью. Когда я играл с Беком (Beck Hansen), мы радовались, что нам не нужно ходить на все эти радиопрограммы, и мы можем отдохнуть, расслабиться, сходить в бассейн и тому подобное.

В общем, обычно на гастролях у меня немного свободного времени, я стараюсь выспаться, постирать одежду. Если кого-то знаю в городе, где мы выступаем, я стараюсь встретиться со знакомыми. Например, сегодня вечером мы приглашены на ужин здесь, в Минске — это прекрасно, ведь в дороге большую часть времени ты находишься в общественных местах — в отелях, концертных залах, а это все не жилые места. Так что действительно здорово попасть к кому-то домой, где на стенах — картины, стоят книги, живёт кот, понимаешь? Поэтому я люблю играть так называемые квартирники, я играю их в Америке, Китае, здесь.

— Интересно, как они называются в Америке?

— House concerts.

— Есть ли у вас возможность знакомиться с местной музыкой, творчеством местных исполнителей?

— Честно говоря, некоторые музыканты склонны собирать обширные коллекции, музыкальные библиотеки и обладают энциклопедическими знаниями о каждом жанре, но я совершенно не из их числа. Обладаю обрывочными знаниями о музыке прошлого и настоящего времени. Если я слушаю, то это обычно старая музыка, но я нечасто это делаю, предпочитая чтение. Люблю окружающие звуки, вроде работающего сейчас кофейного аппарата. Когда занимаешься музыкой, записываешь её, выступаешь, не очень-то тянет к прослушиванию.

Думаю, люди формируют свой музыкальный вкус в подростковом возрасте и даже раньше, в то время, когда ты очень восприимчив и впечатлителен к идеям и решениям: они буквально меняют твою жизнь. Когда я впервые услышал Дэвида Боуи, я подумал: «О боже, этот парень — гений!», и он помог мне, я по-прежнему люблю его творчество.

— Что из песен исполняется всегда, при каждом выступлении?

— Таких вещей несколько. «Jesse James» — можно сказать, большой хит, «Clouds in Camarillo», «Star Called Sun», «Love is the Answer» — мы всегда с неё начинаем. Завершаем, почти всегда, «Single Apartment» — песней с одного из самых любимых альбомов «Hastings Street». В ней очень счастливая музыка, но очень печальная история.

Автор: Александр Холодов

Группы: