Билет на «Машину времени» — всё равно, что немецкий автомобиль: ты точно знаешь, что тебя ждёт, и твои ожидания всегда оправдываются. Салон может быть затёрт до дыр, подвеска раздолбанной, магнитола будет ловить только одну волну (дай Бог не белорусскую), но ездить она будет точно. Да, она уже не модная, и рассказывать о ней даже как-то соромно, но когда ты поворачиваешь ключ, нажимаешь на педаль и чувствуешь каждый винтик под капотом, а тело поддаётся вибрации, остановиться ты сможешь только где-то под Таганрогом…
Концерт начался сумбурно. Почему-то добрая треть зрителей не успела занять свои места, и броуновское движение в зале продолжалось минут двадцать. Символично, что первые несколько песен «машинисты» исполнили сидя, негромко. На Макаревиче красовалась полу-тельняшка с надписью «Минское море» — подарок его хорошего друга Владимира Цеслера. Остальные участники группы были одеты скромненько, но со вкусом, как и подобает рок-ветеранам.
Показалось, что зал какое-то время даже не мог понять, что на сцене именно «Машина времени». Да и со сцены звучали не проверенные хиты, а песни с последних альбомов вроде «Пой» и «Шанхай-блюз». На свои места всё поставил «Костёр»: люди начали подпевать, аплодисменты после каждой следующей песни становились громче, а когда зазвучали «Марионетки» (впервые за много лет), зал перешёл в режим караоке. Ставка на тельняшку Макаревича сыграла на «За тех, кто в море». Кто-то порывался танцевать, но, как это обычно бывает во Дворце Республики, к слишком «несдержанному» зрителю подходили работники концертного зала, и просили вернуться на своё место — не положено. В «цитадели» белорусского искусства с порядком строго, конечно. С другой стороны, удивляет: почему в главном концертном зале страны нет самого главного — нормального звука? Поразительно, но иногда кажется, что ты не в к/з, а в клубе на окраине под названием «ХЗ», и хорошо хоть со сцены играет что-то знакомое.
Маргулис пытался заигрывать с публикой, та отвечала взаимностью, к выходу потянулись люди, но только для того, чтобы наконец потанцевать. «Мой друг лучше всех играет блюз», «Пусть лучше мир прогнётся под нас», «Поворот» — было всё, что нужно для счастья, хоть и временного.
«Машина» уже давно вышла из того возраста, когда нужно чем-то удивлять. Особенно это было заметно во время «Запущенного сада»: показалось, что Кутиков смог бы легко перепеть Яна Гиллана (а, наверное, и перепел бы), но воспринималось это как-то обыденно, а для того, чтобы довести зал до экстаза, совсем не понадобилось поджигать гитару во время соло, или ругаться в микрофон. В зале не пахло нафталином. Напротив, казалось, что не всё ещё потеряно, и что за 40 лет люди могут не надоесть друг другу. Но, с другой стороны, стало понятно, что это брошенный роком мир, а машина времени, к сожалению, всего одна.