Светлана Бень («Серебряная свадьба»): «Я для дочки слишком старомодная»

В лютые морозы приятно ходить в гости. Особенно приятно, если приходишь в необычный дом необычного человека. Именно в такой дом я попала, навестив Светлану Бень, лидера кабарэ-бэнда «Серебряная свадьба».

«Софья — это дзэн-буддист»

Обитель Беньки оказалась под стать хозяйке. Квартира в обычной серой девятиэтажке, мимо которой я проходила миллион раз, оказалась чем-то вроде творческой коммуналки. Встречает меня хозяйка, одетая в яркое зелёное платье, и приветливо улыбается.

— Тут живём мы — семья Залеских, — рассказывает она, попутно знакомя меня с квартирантами, — Йог Миша — светлая личность, ещё Катя — мастер удивительной бижутерии, витражей и панталон, — она шьёт восхитительные панталоны и изящное ретро-белье. Иногда мне кажется, что нас здесь живёт человек сорок, иногда наше количество сокращается до десяти. Это такая особенная квартира…

Как оказалось, Бенька забыла упомянуть ещё одного квартиранта — огромного белого кота Семёна, который вальяжно разлёгся на телевизоре.

Самый маленький член этой огромной семьи — шестимесячная дочка Светланы и Артёма Софья, которая, сидя на руках у мамы, задумчиво рассматривала всё, что происходит вокруг.

— Софья — это маленькое дитя — дзэн-буддист, сгусток гармонии, дарованный в наш безумный дом, — улыбается Бенька, аккуратно и неторопливо заваривая чай. Кажется, будто и не она так экстравагантно хулиганит на сцене.

В этот момент на кухню заходит «ещё один Миша» — брат Кати, с которым мы тут же радостно знакомимся. Видимо, в этом доме привыкли к частым гостям.

— Тут все — выдающиеся личности и прекрасные люди, — резюмирует Бенька.

Замечаю, как удивительно в этом доме. Тебя буквально окружают творческие предметы: причудливые куклы, прикреплённые к стене, оформленное надписью «BISTRO» и картонной вилкой окно кухни, картина — радостно улыбающийся зубастый рот — подарок Алексея Хацкевича, детские рисунки и вырезки из газет…

— У нас повышенная захламляемость живого помещения, — смеётся Бенька.

— Да нет, творческий беспорядок! — поправляю.

— Это просто антипорядок! Мы являем собой антипорядок в кубе.

— В воздухе ощущается….

— Летающие бациллы!.. — заключает Бенька.

«Ульяна — Шива-разрушитель»

В семье Залесских есть ещё одна дочка — Ульяна. «Шива-разрушитель», как называет её мама.

— Ей 9 лет, и она находится в возрасте восхитительного разрушения мира, но она очень позитивная! К счастью для всех окружающих, она проводит в школе больше времени, чем дома, и разрушает школьную систему, насколько хватает её сил.

Бенька не любит слово «домохозяйка» и считает, что в нём заложен изначально какой-то неприятный стереотип, который невозможно перебороть. Она мало времени проводит дома, который называет не крепостью, а местом пребывания. «Дом — всюду, где я есть», — говорит она. Домашним хозяйством тоже заниматься не любит, считая такие дела вынужденными: «Это борьба».

— Мне кажется, что если актёр, сойдя со сцены, продолжает играть в жизни, то это клинический случай. Я за здравомыслие и психическое здоровье! На сцене и в жизни я — это две различные личности, и это прекрасно, иначе я себя считала бы плохой актрисой.

«Папа всё детство был Дедом Морозом»

Сама Светлана выросла, по её словам, в волшебной семье.

— Мои родители — медицинские работники, они такие прекрасные! Моя мама — совершенный ангел, а папа все детство был Дедом Морозом. Такими они сохранились навсегда внутри моей головы. Они сейчас такие же чудесные, добрые, цельные личности, ни в чем себе не изменившие в течение всей жизни. Родители проживают свою жизнь нераздробленно, без метаний-терзаний, чётко зная, как её следует прожить. И это очень красивая жизнь.

Бенька рассказывает, что в детстве была маленькой Бабой-Ягой. Почему Бабой-Ягой — не объясняет, мол, догадывайтесь сами.

— Сразу же, с первых секунд своего рождения я была такой. Ничего я в своей жизни не приобрела, и ничего не поменялось. Она идёт ровным удивительным потоком. Как я играла в детстве, так играю до сих пор, как пела в детстве, так пою до сих пор. У меня не было чёткой программы кем-то стать, я всегда была тем, кто я есть. А рождение девочек расширило границы восприятия мира.

По словам мамы, старшая дочь Ульяна совсем не похожа на Светлану в детстве.

— Какая она? — спрашиваю.

— Она самая лучшая! Удивительный, фантастический человек, везунчик и нигилист с прекрасным чувством юмора. Черного юмора… — улыбается счастливая мама.

На кухню заходит Катя, и мы вместе на несколько минут отвлекаемся, шутим и смеёмся. «Смотрите, картина „Клетка с тигром“!» — показывает она на высунувшуюся из коляски и внимательно рассматривающую кота Софью, кот, в свою очередь, тоже смотрит на неё, не отводя взгляд. Отодвинув коляску от местного хищника и приняв меры безопасности, продолжаем беседу.

— Я считаю, что никому не дано успеть все. Быть настоящей мамой, уделять времени детям столько, сколько они заслуживают, и заниматься чем-либо другим вообще невозможно. Я пришла к такому выводу. Это очень тонкое балансирование — «уделение» то тому, то другому чуть-чуть больше времени. В этом постоянном лавировании, как в боксе с двумя противниками: сначала надо на себя принять творческий удар и быстро его отразить, тотчас же отразить удар того, что нужно быстро сделать что-то важное, полезное, жизненно необходимое для ребёнка… Это сражение с двумя противниками одновременно. Противник — не ребёнок, а все проблемы, которые возникают в связи с его жизнедеятельностью. Постоянное внимание, оберегание его от сложностей, кормление, игра с ним… Это ужасно, это просто кошмарно, и когда кто-то из тех, кто только собирается родить ребёнка и сохранить творческую высокую планку, или тот, кто уже родил и находится в полном отчаянии, потому что ничего не успевает, советуется со мной: «Бенька, а как? Как это можно?», я говорю: «Никак! Просто никак!» И я не верю, что кто-то может это делать: заниматься творчеством в полной безграничной мере и не предавать собственного ребёнка. Я считаю это отчасти микропредательством. И мне кажется, что женщина, если родила ребёнка, должна уходить со всех творческих специальностей и отдавать себя только туда. Немедленно! Это требует стопроцентного погружения, иначе ребёнок очень страдает. Если хочешь сохранить творческие дела, то приходится быть как Алиса — бежать в два раза быстрее, оставаясь на одном и том же месте…»

«Я так люблю спать!»

Светлана поднимается, чтобы взять на руки начавшую потихоньку хныкать Софью.

Как оказалось, проблема отцов и детей имеет место и в этой семье: девятилетняя Ульяна очень обижается на мамину занятость.

— Она ненавидит все это, она искренне желает краха всех моих творческих идей… Она очень обижалась, когда мне нужно было уезжать, обижается до сих пор, очень счастлива, если я дома. Я думаю, это долго будет продолжаться, до осознанного возраста, может, лет до 16-ти ей будет необходимо моё внимание и присутствие. К сожалению, его невозможно дать в полной мере…

В попытке с этим бороться, Светлана каждый день что-то придумывает, чтобы творческие дела совместить с домашними: как и сейчас, разговаривая с журналистом, сидит с дочкой. — Я пытаюсь сделать что-то дома, сделать что-то ночью, сделать это во время выполнения каких-то хозяйственных нужд… Это две параллельные жизни. И от этого мозг работает очень насыщенно: у него есть две операционные памяти, работающие параллельно.

— А как Вы спасаетесь от всего этого, чтобы не сойти с ума?

— Я сплю, — признается Бенька. — Я так люблю спать!.. Мне снятся удивительной красоты и насыщенности сны, в сон я отправляюсь, как в кинотеатр. Любое кино, любая книжка меркнут по сравнению с этим увлекательной игрой. Я очень люблю мир снов.

А вот маленькая Софья отправляться в царство Морфея сейчас точно не собирается: она начинает что-то лопотать на своём языке, крутиться у мамы на руках. Утомили мы её.

— Я не знаю, что такое отдыхать, — рассуждает Бенька. — Отдых — это смена вида деятельности. Я все время нахожусь в различных видах деятельности: только что отыгран концерт, уже надо делать спектакль, только что отыгран спектакль, уже надо делать новую программу… Сделана новая программа — надо делать книжку… У меня никогда не было отпуска: я как такового отдыха себе не представляю. Чтобы куда-то поехать и отдыхать… Все движется в прекрасном потоке, и в итоге я ни от чего не устаю.

«Мне очень интересно паяние и электричество»

Неожиданно Бенька оживляется.

— Все, что я делаю — моё увлечение. Я не могу делать что-то не увлечённо. Я нахожусь в большом потоке различных увлечений. И они меня охватывают всю без остатка. Мне очень интересна физика и физические процессы, паяние и электричество, аэродинамика и создание воздушных змеев, астрономия и все, что с ней связано, — входит в раж. — Мне очень интересно изготовление чего-либо своими руками, выпиливание, выстругивание, сварение, сшивание, мне очень интересна экспериментальная кулинария, когда можно делать что-то фантастическое, например, варенье из одуванчиков, или изготовление особенного вина из вишен, или таких штук, похожих на лабораторию алхимика… Я все делаю как удивительный эксперимент…

Ульяна, как и мама, увлечена творчеством. Она прекрасно рисует, находится в своём художественном мире. Время от времени Светлана с дочкой что-то делают вместе, но Ульяна уже очень большая и самостоятельная для этого.

— Сейчас её больше интересуют вопросы дружбы, коммуникации, общение со своими подружками… Налаживание его, разлаживание, — смеётся Бенька.

— Ульяна приходит за советом к Вам?

— Время сейчас летит настолько быстро, что я не могу быть для неё авторитетом, я думаю. Я для неё слишком старомодный человек, хотя бы потому, что, допустим, я не владею так прекрасно, как бы мне хотелось, компьютером. Она нуждается скорее в таком совете — в техническом. Но, мне кажется, общечеловеческие вещи остаются всегда, и то, что советовала мне моя мама по отношению к поведению с другими людьми, в отношении семейного вопроса — эти ценности остаются настолько неизменными, что в них я могу быть тоже Ульяне чем-то полезна.

Почти все время нашего разговора Бенька являет собой воплощённое спокойствие, отвечает на вопросы, задумчиво глядя куда-то вдаль и загадочно улыбаясь. Кажется, что она где-то далеко, в своих мыслях.

— Сама я в Ульянином возрасте часто обращалась к моей маме за помощью. В подростковом — уже нет. Тогда, вполне логично, что человек ни зачем не обращается к родителям, а все разрешает сам. Потому что это свой мир, в который сложно посвятить родителей без сердечных капель для них.

Софья начинает нервничать и требовать внимания мамы, наш разговор близится к завершению. Светлана подводит итог.

— Я вижу всю свою предыдущую жизнь как цепочку сконцентрированных, живых, пульсирующих огней из ярких, головокружительно красивых моментов — счастливых и не очень… Как будто я — дракон, а сзади у меня огненный хвост. И я им махаю налево, направо, и всё освещается…