Клавишник The Rolling Stones Чак Ливелл: «Самое сложное — это составить „роллингам“ сет-лист»

The Rolling Stones с размахом отмечают 50-летие: компиляция на трёх дисках, книга, документальный фильм, и вот — два аншлаговых концерта в лондонской О2 Arena.

Кроме неизменной с 1975 года «четвёрки» роллингов, на сцене с ними вот уже 30 лет играет клавишник Чак Ливелл, который по совместительству работает их «музыкальным директором», вдвоём с Джаггером составляет сет-листы концертов. Его клавиши можно услышать на всех альбомах группы, начиная с 1982 года и заканчивая последними синглами. Ultra-Music поговорил с Чаком Ливеллом о том, легко ли 30 лет оставаться на борту The Rolling Stones, параллельно работая над своими проектами.

— Ваш последний сольный альбом — это трибьют старым блюзменам-пианистам. Кто из них на Вас повлиял?

— Все в той или иной мере, но, как я говорил всегда, моим главным героем остаётся Рэй Чарльз. У него было всё при себе: голос, музыкальность, душа, грув и харизма. Когда мне было 13, я попал на его концерт, это изменило мою жизнь — я прямо на месте твёрдо решил, что займусь музыкальной карьерой. Не зря Чарльза называли Гением.

— А когда начали играть на пианино?

— Каким-то базовым вещам я научился от мамы. Она не была профессиональным музыкантом или учителем, она просто периодически играла для нас, для семьи. Я был самым младшим, и так получалось, что мы много времени проводили с мамой вдвоём: брат с сестрой были в школе, а папа на работе. Я буквально повисал у неё на юбке и просил поиграть на пианино — меня очень захватывал процесс игры, да и мамино пение. В итоге она научила меня нескольким простым мелодиям. Она очень поощряла это моё увлечение. А иногда я просто садился и играл, что в голову придёт. Таким образом развил в детстве слух, а дальше просто развивал умение играть.

— А на сцену как первый раз попали?

— В 13 лет я сколотил свою первую банду — как раз после того концерта Рея Чарльза. Назывались мы The Misfitz и подписались играть по пятницам на собраниях YMCA. Это было в 1965-ом году.

— О чём мечтали в то время?

— Как любой музыкант — записать пластинку. И у меня получилось, причём достаточно рано: мне было-то всего 15. Одна из тех моих первых записей вообще получила «золотой» статус — я играл с таким ритм-н-блюз исполнителем Фредди Нортсом. Песенка называлась «Don’t Take Her, She’s All I Got»

— Потом Вы играли в одной из главных американских команд The Allman Brothers Band. Сложно было?

— Абсолютно нет, даже наоборот. Мне только-только исполнилось 20, когда я к ним пришёл, а ведь они все были отличными музыкантами. Когда работаешь с такими парнями и девчонками, то всё довольно просто, я тогда это и понял. Они вдохновили меня на то, чтобы я играл настолько хорошо, насколько могу. Да и я развернуться решил: возможность-то отличная. С ними было очень весело. Да и успех у нас был громкий — первый альбом, который я с ними записал, «Brothers and Sisters», стал мультиплатиновым, до сих пор самый продаваемый во всей дискографии Оллманов. Золотой период — мы практически взрывали стадионы.

— Из всех туров какой больше всего запомнился?

— Ну, в любом туре есть своя изюминка, трудно выбрать. Но, я скажу так: «Steel Wheels» «роллингов», очень важный тур для группы — второе рождение, если хотите. Как они тогда смотрелись на сцене. Именно там я завис с Эриком Клэптоном: он в качестве гостя играл на нескольких концертах, после позвонил мне и позвал в свою группу. Следующие два с половиной года я провёл с ним, было тоже очень круто.

— А что с самым запоминающимся концертом?

— То же самое. В Уоткинс Глен (я играл тогда у Оллманов, а вместе с нами выступали The Band и The Grateful Dead). На том шоу было 600 000 человек. Или концерт в Праге в 1989-ом, когда только рухнула Стена. Мы играли в 90-ые в бывших социалистических странах, было непередаваемое ощущение вот этой «новой свободы». В Праге тогда собралось 126 000 человек. В последнем туре Stones мы выступили в Рио, на Copacabana Beach — пришло полтора миллиона человек. Есть что вспомнить.

— Как прошли юбилейные шоу в O2 Arena?

— Это было офигительное шоу, 25 ноября. Круто было опять оказаться на сцене с этими ребятами, а мы ещё и друзей позвали: Джеффа Бэка, Мэри Джей Блайдж, Билла Уаймана, Мика Тейлора. Мы как-то очень чётко поняли, насколько мы круты, раз можем до сих пор все это проворачивать.

— Сложно было после пяти лет перерыва?

— Совершенно нет, такое ощущение, что никакой паузы мы не делали. У нас было полно времени порепетировать: шесть недель в Париже и ещё неделя в Лондоне. Мы готовы к тому, чтобы вернуться на большую сцену.

— Вы ещё и «музыкальный директор» The Rolling Stones. Тяжело приходится?

— Самое сложное — это составлять сет-листы. Проблема в том, что материала много, а из всего этого надо выбрать 22–24 песни, или около того. Мы могли бы и пять часов выступать, играть все Greatest Hits, но на практике-то это невозможно. Поэтому нужно найти компромисс: чтобы и классика была, и новые вещи, и что-нибудь особенное, специально для фанатов, которые хотят чего-нибудь редкого. Стараемся, как можем.

— Вы пришли в The Rolling Stones в 1982 году, в скором времени умер основной клавишник группы Иэн Стюарт. Как работалось с его материалом?

— Мой музыкальный уровень помог — без проблем. Стю, как мы его называли, и я стали друзьями. Я у него многому научился. Нам до сих пор его очень не хватает, мы постоянно вспоминаем о нём. Можно сказать, что The Rolling Stones — это его группа. Самым сложным для меня было то, что когда пришлось заменить Иэна, моя жена была беременна, и стало очевидно, что ребенок родится, когда я буду в туре. Когда жена родила, «роллинги» закатили мне отличную вечеринку, я был очень тронут.

— Какой из альбомов группы было сложней всего записывать?

— Со всеми просто было. Хэй! It’s only rock ‘n roll, man!

— Во время записи «Dirty Work» группа распалась. Что произошло?

— У любой группы бывает своё сложное время. Как и любой брак не бывает без ссор. Всё это делает тебя сильней. Теперь-то всё в порядке.

— И у Джаггера и у Ричардса характер не подарок. Кто из них вам ближе?

— У меня отличные взаимоотношения с обоими, иначе вряд ли бы я продержался «на борту» 30 лет.

— Любимый альбом «Стоунз» у вас есть?

— Да, из тех, на которых я играл, — «Stripped». А из более ранних — «Beggars Banquet». Мне нравится та скандальная обложка с унитазом.

— Ни о чём не жалеете, за эти 30 лет?

— Нет, столько лет не работать-то. Однажды, во время тура «Steel Wheels», тогда «роллинги» как раз 25-летие отмечали, у Чарли Уоттса спросили, что он может сказать про эти 25 лет. Он ответил что-то вроде: «Это было что-то типа пять лет работаешь, и 20 — ничего не делаешь». Я очень благодарен «роллингам», надеюсь, мы ещё поиграем. Подождем — увидим.

Автор: Юрий Усков

Фото: Atlanta Magazine

Группы: ,

Комментарии: 2