Группа «Петля Пристрастия» презентует на Ultra-Music сингл «Автоматизм». Перед презентацией музыканты порассуждали о прямолинейности в музыке, странностях нашей страны, разноцветности жизни и разнице между группой и Tricky.
— Расскажите, что за сингл получился.
Илья Черепко (вокал): Давай, Ваня. Сингл — это же твоя идея.
Иван Селищев (гитара): А что сразу моя?
Илья: Ну а чья, моя, что ли?
Иван: Ну, ладно. В сингл вошла одна песня — «Автоматизм». Мы просто подумали, что делаем слишком большие перерывы между записями. Точнее, подумал я, а всем остальным пришлось поддержать мою идею :) Чтобы о тебе не забывали, ты должен постоянно о себе напоминать. Поэтому и было решено записать сингл, показать, в какой форме мы сейчас находимся. С момента выхода нашего третьего альбома прошло полтора года, когда выйдет четвёртый, пока неясно, а новые песни записывать очень хочется. И играть тоже.
Илья: Я-то считаю, что это всё удаль молодецкая. Кейт Буш вот 35 лет не пела, а тут запела вдруг, оказалось, что её никто не забыл.
Иван: Это потому что она Кейт Буш.
Илья: А мы зато не в 35 лет перерыв сделали.
Иван: Тоже верно.
— Когда весной выходил сингл «Кассиопеи», Илья говорил, что не любит синглы, потому что они не дают цельного понимания материала. В «Петле» по этому поводу конфликта не возникло?
Илья: Ну, никто ж не против синглов. Быть против глупо, тем более рациональное зерно в Ванином предложении есть. Время такое, что синглы нужны, ничего не поделаешь. Просто мне самому не нравится по одной песне в свет выпускать. Альбом — это законченная вещь, я издревле слушал музыку альбомами, а не по одной песне, не по две и не по три. И мне альбомный формат очень нравится, я его считаю максимально выверенным, меня он устраивает гораздо больше, чем какие-то одинокие песни раз в месяц.
— Нового альбома от «Петли», значит, пока ждать не стоит?
Илья: Возможно, в следующем году.
Иван: У нас есть уже две готовые песни. Вот, первую издаём как сингл. Может, и вторая потом синглом будет.
— И в какой же форме сегодняшняя «Петля Пристрастия»?
Илья: В отличной!
Иван: Любая новая песня, которую ты делаешь, всегда кажется лучшей из всего, что ты делал, — мне кажется это естественным. Мне очень нравится то, что у нас получается. Оно выходит как-то немного по-другому. Может даже кого-то удивить. Посмотрим.
— О чём новая песня?
Илья: О тотальном притуплении чувств. О необходимости человека постоянно совершать одни и те же движения. Во всяком случае, так поступает — или вынуждено поступать — большинство людей, стеснённых различными обыденными жизненными обстоятельствами.
— То есть это в чём-то продолжение «Фобоса»?
Илья: Ну, «Фобос» — это просто похмельный альбом.
Иван: Я вот, кстати, сейчас начал пить, у меня часто бывает похмелье — и я наконец понял, о чём был альбом.
— Абстинентный синдром у героя песен «Петли Пристрастия» исчез?
Илья: Нет, абстинентный синдром у нас уже не пропадает никогда. Он появился ещё до того, как мы выпили свой первый стаканчик. Мы с ним родились.
— «Фобос» получился, пожалуй, самым прямым вашим диском — и в плане музыки, и в плане текстов. Звёзды так сошлись или это тенденция?
Илья: Хотелось бы верить, что тенденция. Сейчас нам хотелось бы записать танцевальный альбом. И чтобы все песни в нём были неслучайными. Чтобы всё примерно соответствовало той концепции, которую мы себе наметили, поработав над первой песней.
Иван: В общем, хватит мудрить.
Илья: Чего я такого мудрого уже сказал?
Иван: Нет, я не о тебе, а о музыке. Хватит мудрить: слишком сложные формы — это иногда скучно.
Илья: Тем более со сложными формами мы уже работали. Альбом «Гипнопедия» был достаточно сложным, возможно, даже чересчур. Но дело не в этом. Просто пришёл такой этап: мы меняемся, возникает необходимость сделать что-то проще, чем было раньше. Нам кажется, что танцевать лучше, чем стоять и тупить.
— Значит, каких-то особых экспериментов ждать в ближайшее время не нужно?
Иван: То, что мы делаем — это в любом случае эксперимент. У нас ведь всё разное, мы же не записали три одинаковых альбома. Если сравнить первый и третий или даже второй и третий, можно подумать, что разные группы играют. На втором альбоме было пять новых песен и пять песен, которые были придуманы когда-то давно и переаранжированы. А третий был фактически целиком придуман и записан как цельная работа. Поэтому он и получился самым гранитным, самым монолитным. Ну, а technical death metal мы точно играть не станем.
Илья: Вообще, если мы окажемся на таком витке отношения к творчеству и к музыке, что будет необходимость поэкспериментировать, мы ни на секунду не задумаемся. Сейчас нам хочется сделать прямую танцевальную музыку, потому что это наиболее действенный способ достучаться до аудитории. Это связано с общим количеством информации: чтобы быть услышанным, сегодня ты должен быть способным ударить с первого раза. И ударить хорошо, чтобы сразу зацепило, чтобы не нужно было прослушать второй, третий или четвёртый раз. В конце концов, это всё равно нужно, конечно, но если ты не попадаешь с первого раза, то с каждым разом у тебя всё меньше и меньше шансов быть услышанным.
— Частенько у нас сейчас говорят о большей прямоте…
Иван: Ты сейчас о группе Brutto спросишь, да?
Илья: Я не хочу говорить о группе Brutto. В них уже столько раз плюнули, что незачем ещё добавлять.
Иван: У них очень мясная песня про гири. «ГИРИ-ГИРИ-ГИРИ!» А, кроме группы Brutto, какие ещё примеры, собственно?
— Вот Akute сделали третий альбом более прямолинейным, мне кажется.
Иван: У них, по-моему, все альбомы одинаково прямолинейные! Хотя, признаюсь, я толком их не слушал. Они изначально играли такую музыку, в которой ничего лишнего не было. И вообще, такие группы всегда были: вот группа Black Flag тридцать лет назад играла более чем прямолинейно.
Илья: Мы ведь имеем в виду прямолинейность музыкальную. Не прямоту высказывания, не доступность, а именно ритмическую основу, которая призывает тебя совершать бессознательные движения телом.
Иван: Нам самим просто нравится это писать.
Илья: Да, мы любим делать прямые ритмы. Просто одно время мы не могли себе этого позволить.
— Почему?
Илья: А я так песни придумывал.
Иван: Хотим играть диско, а он приносит прогрессивный психоделический рок. И ты такой думаешь: «Бля, опять…»
— Сколько вообще лет группе «Петля Пристрастия»? Все ресурсы пишут по-разному: кто-то утверждает, что группа с 2002 года существует, кто-то — что с 2007…
Илья: Дело в том, что группа очень долгое время была в состоянии химической реакции. Непонятно, от чего вести отсчёт. Если от момента, когда всё появилось — тогда это 90-е. Но, собственно, группы «Петля Пристрастия» тогда ещё не было: была группа «Полипы», которая явилась фундаментом к возникновению «Петли». Само название «Петля Пристрастия» появилось в 2002-м, живым составом мы стали играть в 2004-м, хорошенько разыгрались в 2007-м. Так что когда группа родилась, я и сам не знаю. Она долго рождалась.
Иван: Юбилеи пускай отмечают «Алиса» и «Чайф». «25 лет творческой деятельности» в концертном зале «Россия», всё такое. Нам всё равно это не светит — и слава богу.
— С момента выхода первого диска «Петли» уже пять лет прошло. Бывшие старшеклассники уже в первые офисы пошли…
Илья: Вот, ребята: если кто чего в наших альбомах не понял, есть отличный повод переслушать. С самого начала.
— Ваша первая публика уже повзрослела. Представляете, для кого вы сейчас пишете песни?
Илья: Я пишу для людей, которым за 20. А если кто-то понимает их в 18, я только рад.
Иван: Мне всегда нравилось, что на наши концерты ходят абсолютно разные люди: начиная трад-скинхедами и заканчивая людьми в тельняшках, которые слушают русский рок. Они ухитряются вполне нормально сосуществовать, и всем здорово. Это самое главное: это ведь значит, что твоя музыка может достучаться до кого угодно. Наверное, к этому и нужно стремиться. Понимаешь, Илья пишет такие тексты, что в них каждый может себя найти. Музыка — это, конечно, уже немного другое, музыку мы всё-таки играем для человека более-менее подготовленного.
— На «Фобосе» у «Петли» появились первые социальные тексты — «Элегантный народ», например. Это тоже тенденция?
Илья: Скорее, так получилось. В определённый момент возникло ощущение, что мы живём в очень странной стране: тут нормальным кажется то, что, в общем-то, нормальным не является. Я не имею в виду политические процессы, хотя, конечно, политическое и социальное всё равно связано. Это как змея, которая кусает себя за хвост: непонятно, ситуация виновата в том, что люди такие, или люди виноваты в том, что сложилась такая ситуация. Я просто заметил, что люди у нас очень-очень зажатые. Некрасиво одеваются, некрасиво двигаются, некрасиво разговаривают — ничего, в общем-то, красиво не делают. И весело им только тогда, когда они подбухнут. Притом чем им веселее, тем окружающим от этого хуже. Ситуация грустная — и песня потому получилась грустная. Я никого не пытался обвинить. Наверное, им хорошо в этом ощущении живётся, но мне, например, от этого грустновато.
— Вспомнилось, как российское издание Sadwave в недавнем интервью словно пыталось из вас вытянуть признание того, что у нас всё очень плохо.
Илья: А это такая трендовая фигня была несколько лет назад в России. Я полагаю, это было сынициировано показом по НТВ журналистского расследования о нашем президенте, в рамках которого вроде как всплывала правда-матка. Всё было нарисовано в очень мрачных тонах. Вот, видимо, ребята по инерции ещё о том же спрашивают. Они за это уцепились, и, мне кажется, даже получают от этого удовольствие. Чем больше ты рассказываешь о том, в каком аду живёшь, тем с большим удовольствием они это схавают. Словно если они выудят из нас какое-то дерьмо, то их как журналистов ждёт больший успех. А жизнь ведь не бывает только серая или только чёрная. Солнце, в конце концов, здесь светит, и бывает хорошо.
— Кстати, о разноцветности жизни. У всех участников «Петли Пристрастия», кроме басиста Тимофея, есть другие проекты, несхожие с «Петлёй» по настроению. Почему так получается?
Иван: Просто мы все очень разносторонние музыканты.
Илья: Это же хорошо. Это как актёру попасть в разные фильмы: один комедийный, другой серьёзный. Я, например, в рамках одной группы не в состоянии уж очень многосторонне выступить. Тем более, как мне кажется, это только во вред группе будет. А отдушина ведь нужна! Тем более, если говорить конкретно о моих проектах, то главный двигатель концепта «Кассиопеи» — Александр Либерзон. Он всё делает, предлагает так-то и так-то, через призму своего восприятия, а я этому не противлюсь, я ему помогаю. Мне нравится ему помогать, и нравится, что получается весело. То бишь я очень чётко разграничиваю между «Кассиопеей» и «Петлёй» веселье и грусть. А Ваня — ярость и слёзы.
Иван: Да, в Fuck It All — ярость, в «Петле Пристрастия» — слёзы. Молодость и старость!
— А где старость?
Иван: А ты посмотри на него (показывает на Илью — прим. UM).
Илья: Как говорит Либерзон, я стареньким родился.
Иван: Не, ну о молодости и старости я загнул, конечно, но вообще хардкор ведь молодёжная музыка. Приходят на концерты пацаны в спортштанах, ногами машут.
— Раз уж вы хотите записать прямой танцевальный альбом — что скажете, если с этим альбомом вы станете звёздами комментаторов «Онлайнера»?
Иван: Отлично! Будет весело. Я маме расскажу! Слушай, теперь у нас будет самоцель: чтобы о нас написали на «Онлайнере», и мы заработали 1 500 комментариев. Причём таких комментариев: «Что за говно?», «Как это можно слушать?».
Илья: Нет-нет, я такого не хочу. Я умру, если это прочту. И вообще, я даже не знаю, что такое «Онлайнер».
Иван: Илья просто очень сильно рефлексирует всегда. Сказали, что он дёргается как дурак на сцене, — всё, месяц грустный ходит. А я работаю над его психологическим состоянием, говорю: «Илюша, не надо, не расстраивайся, всё хорошо, тебя просто недопоняли, ты у нас нормальный!»
Илья: Ну, я уже попустился.
— К вам почему-то очень часто привязывают ярлык «русский рок». Не надоело?
Илья: Ване очень надоело.
Иван: Блин, ну это ж смешно! Саша Горбачёв из журнала «Афиша» просто пытался сказать, что мы играем рок на русском языке, каким он должен быть. Но порядок слов поменялся, и получилось «русский рок». А русский рок — это уже такое околоругательство. Когда ты слышишь это словосочетание, ты подразумеваешь какие-нибудь «Наутилус Помпилиус», «Алису», «Арию», ДДТ, «Чайф»… А это же всё хуйня нереальная!
Илья: Ну, ладно, допустим, когда-то это не хуйня была, а вполне себе музыка. Да и дело не в этом. Хуже всего, что наступила так называемая «вторая волна русского рока»: всякие «Ночные снайперы», «Звери», «Пилоты»… Это люди, которые играли вторичную музыку, ориентируясь на своих старших товарищей и фактически не утруждая себя тем, чтобы попытаться интегрироваться в общемировой контекст. То есть они не брали пример с людей, которые у истоков стояли, а делали копию копии. И при этом ещё привнесли довольно вонючий и неприятный контекст какой-то уж очень напряжённой духовной жизни.
Иван: Это была музыка, которая была осознанно сделана для конкретного географического региона — для России. Русский рок для русских.
Илья: Надо сказать, что те русские ребята, которых мы знаем, к русскому року относятся трепетнее, чем белорусы. В силу того, что они знают больше групп. В России всё же очень много групп играют музыку по-русски, и у всех этих музыкантов совершенно разные мотивы, разная музыка. Просто наверх повываливалось какое-то вторсырьё. А когда на тебя ставят товарный знак «вторсырьё», не очень приятно. Тем более, мы русский рок не играем. Мы играем русскоязычную белорусскую музыку с англо-американским замесом.
Иван: Рокового направления.
Илья: То есть никакие мы не русские. То есть, может, кто-то и русский здесь…
Иван: Я, например! Крымнаш! :)
Илья: Мы граждане Беларуси, и я считаю, то, что мы играем — белорусское.
Иван: То есть такая музыка в принципе не могла родиться в России, Польше, или Эстонии.
Илья: Да, это музыка, основанная на здешних реалиях. Не на московских, не на питерских, а на местных.
— Насчёт контекста. Сейчас на западе регулярно возникают вспышки углубленного интереса к честной музыке по-русски: то Massive Attack запоют Егора Летова, то The National снимут клип по Мамонову. А вы не хотите попробовать заинтересовать Запад собой?
Иван: А мы сейчас пытаемся. Начинаем с малого: вот уже в третий раз за год поедем в Прибалтику с концертами. Начинать в Прибалтике проще, потому что там есть много русскоязычной публики. В любом случае, сразу в Лондон играть ведь не поедешь, сначала ты должен потихонечку подойти с заднего хода. Вот мы сейчас и пытаемся это сделать. Тем более у нас завязались какие-то знакомства, появились какие-то люди, заинтересованные в том, чтобы мы приезжали.
Илья: Мы вот были на концерте Tricky, и я скажу, что пропасть между нами и тем же Tricky не так уж велика. То же самое касается достаточно большого количества белорусских групп. Конечно, нужно ещё кое-чему подучиться, но не то чтобы Tricky сидит на вершине пирамиды, а мы снизу смотрим на него, разинув рты, как на далёкую маленькую точечку.
Иван: Да мы пизже, чем Tricky, в 10 раз! Конечно, хотелось бы расширить как-то географию, потому что мы понимаем: Москва, Санкт-Петербург — это уже какой-то потолочек. Ты немножко начинаешь задыхаться здесь, здесь не хватает свежего воздуха. И сама публика не очень готова идти на какие-то эксперименты, воспринимать что-то новое. Поэтому здесь десятилетиями фактически ничего не меняется.
Илья: Прямо так уже десятилетиями…
Иван: Я, конечно, загнул немножко, но в целом тут, в Беларуси, ты понимаешь, что толковых вариантов развития нет. У нас нет инфраструктуры для нормальных туров, и точно так же её нет и в России. В России всё ограничивается несколькими городами: Москва, Питер, Екатеринбург, ещё пара городов, где проходят большие концерты. То же самое в Беларуси: вся движуха — в Минске. А вот там, куда нужна виза, всё немножко по-другому, там инфраструктура уже устоялась с годами. Да и в любом случае ведь интересно попробовать, посмотреть.
Илья: У нас ещё проблема с тем, что мы как бы пытаемся усидеть на двух стульях, даже чуть ли не между ними. С одной стороны есть модники, снобы, которые привыкли слушать английскую музыку и только английские группы считают эталоном мод, с другой — люди, которые ползают по подворотням, волоча за собой гитару и аская деньги на развитие русского рока. И очень сложно найти людей, качественно в себе эти две ипостаси совмещающих.
Иван: Чтобы любить «Петлю Пристрастия», ты должен быть модным снобом, при этом алкашом. Хотя насчёт модных снобов мне кажется, что таких всего-то 20 человек на Минск.
Илья: Да ничего подобного! И на Минск их точно больше, а уж в Москве их полным-полно.
— Мне кажется, у нас весь «Хулиган» иногда бывает забит такими людьми.
Иван: А мне кажется, что эти люди вообще не слушают музыку. Они просто фотографируются и вешают фоточки в соцсети.
— СТВ при трансляции фестиваля «Дружба» сказало, что вы увлекаетесь творчеством Джоя Дэвисона…
Илья: Кого-кого?
Иван: Это они так назвали Joy Division. И ещё они сказали, что мы настоящий русский рок.
(Илья практически падает под стол)
— Гугл подсказывает, что они наверняка имели в виду доктора Джой Дэвидсон, известного нью-йоркского сексопатолога.
Илья: О, тогда это прямое попадание! Сексопатология — это ведь тоже один из узелков на петельке пристрастия.
Иван: Мы песню ей посвятим!
а что такое ств…?
Телеканал такой в Беларуси
типа радиоточки для советских людей ?
Именно
Интересно было читать, спасибо:)
слишком много водки, как по мне. С первых строк такая алкогольная интоксикация, что блевать тянет.
на первой фотке — (Г1 ): я правильно понял ..???
Петля Пристрастия очень крутая группа!!!
нормальные гитарные запилы. пойду на концерт.